Реакция оказалась положительной. Плащ она расстегнула и сама положила руку на то же место, но уже под ним. Держа девушку все так же крепко, Александр заставил себя оторваться от ее губ и перешел к поцелуям шеи и левого плеча, которое она оголила, развязав шарф и высвободив из вязаной кофточки. Дойдя до поясницы, рука его перекочевала под черные джинсы, которые были на ней в этот раз – утепленные, но достаточно облегающие. Там его пальцы остановились у крестца, коснувшись тонкой полоски ткани. После секундного замешательства Данилов узнал стринги. Боже, хоть кто-то в этом мире их еще носил.
Алиса тут же освободилась, дразня его, показывая язык.
Это выглядело так, будто невинность пытается изобразить из себя распущенность. И это завело его еще сильнее.
– Мы не можем сделать это здесь. Даже если люди сюда не заходят. Мы простудимся.
Она была права. Но они прекрасно сделали это у нее дома.
Освободившись от одежды и пресытившись ласками, они долго раскачивались, словно на качелях, в едином ритме, пока наконец им не пришлось вспомнить, что они не одно целое.
– А тебя точно уволили из школы за антиправительственную деятельность? Или нет? – улыбаясь, спросила Алиса, когда он больше не смог сдерживаться и отдал ей все, что было накоплено именно для нее.
Данилов рассказывал ей про свое довоенное прошлое и свою неудавшуюся карьеру.
– А ты думаешь, за что-то другое? – он погладил ее по волосам. – Как тебе не стыдно. Мой моральный облик кристален. Или тебе еще нет восемнадцати?
– Будем считать это за изящный комплимент.
Глядя на нее, Александр хотел, чтобы весь мир исчез и оставил их вдвоем. А потом вспомнил, что первая часть этого пожелания почти осуществилась. И все же он ни о чем не жалел. С того момента, как он встретил Алису, жизнь приобрела смысл, какого не было даже после приезда в Подгорный.
– Скажи, мы всегда будем вместе? – спросила она его.
– До гроба, – ответил ей Александр. – Я всегда хотел только таких отношений. Ни на месяц, ни на год, ни на десять лет. Я всегда мечтал о жизни пополам, без всяких «но».
– Какой же ты у меня хороший… – она погладила его по руке. – Ты столько пережил… Но теперь ты никогда не будешь один.
– И ты, – Данилов знал, что она говорит правду.
На следующее утро они уже были мужем и женой и носили одну фамилию, хотя и не стали по примеру многих венчаться в церкви, так как оба были в сложных отношениях с религией.
Сидя за столом на их совсем не многолюдной свадьбой, глядя на почти одноцветные букеты из того, что они сумели вырастить в оранжереях из сохранившихся семян, Данилов думал, что им довелось встретиться в мире, где для романтики оставалось мало места.
Это только в рыцарских романах средневековье кажется романтичным. На деле это грязь, вши, болезни, беспросветная жизнь и ранняя смерть. Здесь не будет ни блистательных турниров, ни принцесс в башнях. Маразм старика похож на детство. Но это не детство, где каждый день есть рост и постижение нового. Это угасание.
И даже если им удастся чудом выбраться, это еще долго будет ущербный и больной мир. А что если процесс необратим, подумал он, и точка невозврата уже пройдена? Ведь дело не только в знаниях, но и в сырье, и не только углеводородном. Александр читал, что все руды, которые можно добыть с технологиями древнего мира, давно выбраны. А обогащение и добычу тех, что остались, им, дикарям, вряд ли потянуть.
Видит бог, у Данилова было много претензий к погибшему миру. Но всем ругателям прогресса, желавшим вернуться в уютные пещеры, он мысленно желал сдохнуть от перитонита без антибиотиков. В основном так и случилось, ведь все неолуддиты были родом из гуманитарной интеллигенции и жили с комфортом в городских квартирах. Люди простые, те, кто сам работал со сталью, деревом, углем, бетоном, в такую чушь не верили.
А в эти дни любой, хлебнувших горя полной мерой, слыша такую ересь, только крутил пальцем у виска. Они научились ценить то, что потеряли.
Возможно, разум как орудие приспособления мира под себя и есть тупиковая ветвь эволюции. Но это не повод делать себе лоботомию. Ведь крылья, шерсть или когти от этого не вырастут. А каменный топор и палка-копалка суть тоже продукты прогресса.
Александр надеялся, что их пра-пра-правнуки снова попытаются совершить рывок к звездам. Может, у них получится лучше. Может, скудность ресурсов научит их быть бережливыми, а трудная борьба за существование не позволит размениваться на виртуальные миражи.
Иногда он пытался себе их представить. Почему-то ему не хотелось, чтоб это были бесполые существа в белых хламидах. Пусть они будут суровыми завоевателями, покорителями природы с четкой половой дифференциацией и надличностными ценностями. С балансом здорового индивидуализма и коллективизма. С личной ответственностью за личные поступки на благо других, а на себя – только во вторую очередь.