Поколение пепла

Системы «Эгида»[10] с эсминцев сразу распознали угрозу и начали отмахиваться от взявшейся непонятно откуда флотилии: выпустили противоракеты, «Томагавками» начали одного за другим топить «рыбаков». И хоть суденышки очень мало отсвечивали на радарах, их все равно настигали американские ракеты, разнося в щепки.

В ответ тем удалось потопить один эсминец и серьезно повредить еще два, но главное, авианосной группе пришлось сбросить ход, а потом и остановиться для спасательных и ремонтных мероприятий. «Эгида» между тем была перегружена большим количеством целей и угроз.

Когда янки засекли приближение бомберов и перенаправили несколько оставшихся на борту палубных истребителей на новую угрозу, было уже поздно.

Первая ракета Х-22 взорвалась в 20 километрах к востоку от авианосной ударной группы – ударная волна и электромагнитный импульс разорвали оборону той в клочья. Пока системы уцелевших кораблей переходили на резервные цепи и аппаратуру, подлетела вторая Х-22 и прямым попаданием довершила начатое. Уцелевшие корабли российских ВМФ при этом почти не пострадали.

Подавив сопротивление и уничтожив цели, «Хорнеты» второй волны покидали опасную континентальную зону, но садиться им было уже некуда – взлетная полоса была покрыта дымящимися кратерами пробоин, а «Остров» – мозг огромного корабля, был тяжело поврежден ударной волной. Теперь это был просто плавучий гроб, ставший настоящим гробом для почти двух третей экипажа, включая всех, кто был на мостике. Огромную посудину так и бросили посреди залива, даже не затопив.

Это была победа, хоть она и досталась дорогой ценой. Из самолетов вернулся на аэродром один поврежденный Су-27, а из моряков погибло больше половины. У подразделений ПВО, тыловых служб и штаба тоже недосчитались многих – второй удар был более точен. Но авианосное соединение впервые в современной истории было уничтожено как боевая единица. Его потрепанные останки уходили на всех парах, бросая поврежденные корабли и оставив немало раненых барахтаться в ледяной воде в спасательных жилетах.

Потеряны были все корабли снабжения, а уцелевшие эсминцы «Арли Бёрк»[11], фрегаты и корветы подбирали только тех, кто сумел самостоятельно выбраться в спасательных ботах.

Сколько бы ни оставалось у американо-австралийского командования авианосцев, вряд ли они теперь рискнут подойти к российским берегам. А над местом морского боя, который мог бы войти в учебники истории, если таковые когда-нибудь еще напишут, долго стоял дым. И северное сияние в холодном арктическом небе.

Двух катапультировавшихся над Качканаром пилотов скоро нашли. Нет, их не стали свежевать и жарить живьем. Всего лишь, тщательно допросив, расстреляли.

– Ты знаешь, они не такие, какими их изображали в наших книжках, – закончил рассказ генерал. – Там в этих сказках каждый второй пиндос – или гомосек, или наркоман, или трансвестит. И уж все поголовно трусы и ничтожества. Нет, эти не такие…. Нормальные мужики. Храбрились, не лебезили. Правда, искренне думали, что мы начали войну.

Конечно, в линейных частях там часто служит отребье, которому иначе светила бы тюрьма или депортация. Но становой хребет нации – эти люди не хуже… а может, и лучше тех, кто ходит у нас по улицам. Мы в нашем бантустане, как всегда, обогнали метрополию. Те, кто сидит за пультами и запускает крылатые ракеты, водит авианосцы и суборбитальные бомбардировщики… это люди, которые знают, что Достоевский – не хоккеист. Ну а уж те, кто ракеты разрабатывает – эти знают и нашу живопись, и музыку, животных любят, помощь голодающим в Африке собирали и столовые для нищих содержали. Все сплошь высоколобые гуманисты и за мир на всей Земле.

– Но какими бы эти ребята ни были, – продолжал он, – они жили в виртуальном мире, где Саддам имел биологическое оружие, а Каддафи расстреливал демонстрации с вертолетов. Мы для них дикари, к которым можно испытывать только жалость и которым нужно принести, значит, «бремя белого человека». Поэтому даже самые золотые из них были и остаются… и еще долго останутся нашими враги.

Генерал перевел дух. На мгновение Демьянову показалось, что этот железный человек дал слабину.