— Ты не поверишь, я так и хотел, — просиял Тимур.
И такой неуместной была его радость среди гор непогребенных трупов, что Данилов не знал, отчего ему сильнее хочется кривиться.
Пока они копали, хоронили и разравнивали землю, с юга пришли новости о том, что Бесфамильный не сдался даже перед превосходящими силами и погиб в бою, сгорев в подбитом танке, пытаясь прорваться из окружения.
Не оправдали себя надежды на то, что все насильно забритые крестьяне все как один сдадутся, когда лишатся командиров. Не все. Многие бросали автоматы и поднимали руки, но другие отстреливались до конца. Самых упертых ловили по лесам, и явно выловили не всех.
Точно также не сдались экипажи заваленных танков, а тоже отстреливались до предпоследнего патрона. Не из самурайства, а, скорее, из страха перед жуткой смертью в плену, в которой они не сомневались.
И все же это была победа, полная и относительно малой кровью.
Через день вернулась победоносная армия и привела еще больше пленных для «Доброго лагеря», и рабочих рук стало с избытком. Теперь оставался только Алтай и Заринск, говорили все в этот день у костров.
В эти дни после победы Демьянов только отмахивался в ответ на поздравления. И хмурился, когда видел признаки бурной радости на лицах.
Не у всех эти признаки были. Все-таки город потерял пятую часть мужского населения, и почти в каждой семье было горе. Но и те, кто хотел отметить триумф, имелись.
Уже человек десять были задержаны на улице, как говорится, в сиську пьяными. Одни из них, разведчик и истребитель танков по фамилии Мельниченко распевал песни на украинском языке, лез ко всем то драться, то обниматься, а когда был в хорошем настроении, хвастался, как подбил с корешем Антоном здоровенный танк из двух РПГ-29 «Вампир».
Но горе тому, кто, вместо того чтоб сразу восхититься их мужеством, задавал хоть один вопрос. «Ах ты, сука, не веришь?». «По мне не скажешь, что я могу, да? Ах ты тварь такая…». Хомяк сразу зверел и лез в бучу, и, в конце концов, оказался под замком, успев подбить кому-то глаз. Сам Караваев, как примерный семьянин, естественно, находился в этот момент с женой, и на признание своего геройства ему было наплевать.
Остальных пьяных, которые не вели себя так агрессивно, Демьянов распорядился отправить отсыпаться в уцелевшие дома, а не на гауптвахту. Он сделал заметку в блокноте: «Отметить отличившихся. Но без помпы».
Он сам настоял, чтоб не было ни праздника, ни тостов, ни салюта. Для майора это была победа с оттенком горечи. Нечем гордиться. Поубивали много таких же русских людей. Пусть обманутых, или продавшихся за кусок хлеба, или запуганных, но, по большому счету, ни в чем не виноватых.
Что-то именно после этого в нем надломилось. Хотя вроде бы и надламываться уже было нечему.
— Теперь я понимаю, почему нас не бомбили. Мы своими руками выполняем план по собственному истреблению, — сказал он Владимиру, когда Городской совет собрался на свое внеочередное заседание. Оно проходило в простой палатке, разбитой там, где еще несколько дней назад был центр города.
— Что мы будем делать дальше? — первым нарушил молчание Колесников. — Собирать армию и добивать гадов?
— Пункт 1. — обустройство временного жилья и оказание помощи пострадавшим. Пункт 2. — инвентаризация и сбор урожая. Пункт 3 — сбор войска и ответный удар. Именно в такой последовательности, — настойчиво сказал Демьянов. — Что касается Заринска… У меня есть для вас сообщение от нашего агента. Топор передает, что там у них народное брожение. Вызванное гибелью Сейчас даже камешек может запустить лавину. Я собираюсь прибыть туда лично. На вертолетах. С собой возьму максимум тридцать человек. Мы должны любой ценой убедить их сдаться.
— Лично? — переспросил Залесский.
— Это самоубийство, Сергей Борисович. Эти Ми-8, которые мы захватили в Манае, того и гляди развалятся, — напомнил Богданов.
Чтоб не щеголять глазницей с мертвым глазом, бывший сурвайвер ходил с повязкой, как пират. Он не на шутку разозлился, когда кто-то сказал, что он вылитый Моше Даян — израильский генерал. Ему было бы приятнее, если б его сравнили с Кутузовым.
— Вообще, это похоже на ловушку, — предположил Масленников. — Кто он такой этот Топор, чтоб ему доверять?
— До сих пор его информация о силах и планах Сибагропрома была точной. Он очень помог нам с устройством засад.
— У него может быть своя игра. Я этому психу не доверяю, — упрямо твердил Владимир.
— Да, это риск. Но в случае провала мы рискуем только жизнями тридцати человек. А в случае успеха сбережем тысячи. Само собой, полетят только добровольцы.
— А что делать с пленными? — напомнил о важном Масленников.
— Повторю вам то, что я сегодня выскажу перед всем народом. Да, нам нужны рабочие руки. Но они не рабы. И не заключенные в исправительной колонии. Они военнопленные. Относиться к ним будем по-человечески. Необоснованные издевательства запрещаются, за убийство и членовредительство ответственность такая же, как за наших. Срок интернирования… для начала 3 года. Но подход индивидуальный. Можем отпустить и раньше, если перекуются.