Поколение победителей

Дальше было движущееся полотенце перед мордой лица, противные таблетки под языком, «скорая» и испуганное до мраморной белизны лицо жены. Все подозревали, что я получил классический сердечный приступ и встал на прямую дорогу советского руководителя‑подвижника, а именно – пяток инсультов, пара инфарктов, смерть на рабочем месте в пятьдесят лет, торжественные похороны за счет профсоюза и в окончание – крашенная серебрянкой пирамидка с красной звездой. Расстроился и я, но диагноз врачей реально обрадовал: оказывается, я элементарно перегрелся на солнце и заработал пустяковый тепловой удар. Однако поверили в это только непосредственно общавшиеся с медиками Катя и Анатолий. Да я и не пытался никого убедить – в СССР подобное извращенное «самопожертвование» и наплевательство на собственное здоровье не сказать, что поддерживалось официально, но… Руководитель «без инфаркта» многим казался «ненастоящим»! Так что мне только и осталось, как начать курить, причем желательно не менее пары пачек сигарет в день, и можно было окончательно «сойти за своего».

Что до злосчастного спирта, то расследование было недолгим. Я сильно подозревал шаловливый разум Федора, но… На самом деле врагом трудового народа оказался благополучно уволившийся сантехник. Этот гад умудрился походя бросить совет одной из недалеких монтажниц, и та, не сильно задумываясь, вписала «спирт для секретной ЭВМ» рядом с канифолью, набором надфилей, скальпелем и прочей чепухой. Далее бумага совершила эпическую победу бюрократии над секретностью, обрастая подписями и солидностью, она прошла через двух машинисток, мастера, начальника участка, зама по науке, меня… Какая‑то девочка из бухгалтерии даже нашла норму расхода и исправила количество с посконного «литра» на «обоснованные» «семьсот сорок граммов», а главбух «шлепнула» свою подпись. И только Федосей Абрамович спас нас с Анатолием от… Уж не знаю точно, насмешек или выговора.

Без последствий мое «выпадение в осадок» все же не обошлось. Не миновало и недели, как меня с Катей, пригляд в виде Анатолия и чуть не половину сотрудников очень аккуратно, но настойчиво погнали в отпуск. Да я и не возражал, чувствовал, что три года непрерывной нервотрепки изрядно подкосили накопленный на египетских и турецких «олклюзивах» запас терпения. Но Форос, по всей вероятности, казался товарищу Шелепину слишком близким к натовской Турции, Кобулети к Ирану, Юрмала, посетить которую я был весьма не прочь, к ФРГ и Финляндии, Алаколь – к Китаю, который, напомню, в этом мире успел развязать небольшую ядерную войну против своих же граждан в Шанхае, а потом стремительно повторил подвиг СССР от 1992 года и развалился на десяток враждующих между собой кусков…

А если без фантазий, то все было куда прозаичнее. Ничего, кроме опостылевшей турбазы, никто и не попытался предложить. Узковата оказалась клетка, и решетки в ней совсем не золотые. Только после моего категорического отказа тяжелые колеса бюрократии провернулись и, скрипя от возмущения, выдали «мандат» на безвестную деревеньку, живописно раскинувшуюся по берегу небольшой подмосковной речушки.

Я с Катей и Надеждой, Анатолий с женой Люсей и сыном‑дошкольником разместились в небольшом, но все же двухэтажном кирпичном доме, который до революции явно числился «дворянским гнездом», впрочем, совсем небогатым – по площади он примерно соответствовал коттеджу моих оставшихся в будущем родителей. Однако планировка отличалась в корне, тут четко прослеживались господская половина и комнаты прислуги. В которых, кстати сказать, и на 50‑м году революции жили экономка, она же кухарка, и ее муж, классический деревенский мужичок, любящий выпить, поболтать, но при этом способный справиться с любой задачей по хозяйству. Голову даю на отсечение, по совместительству – осведомитель, а то и штатный агент КГБ.

Потянулась пасторальная идиллия, без телевизора и телефона, зато с рыбалкой на зорьке, грибами и прочими ягодами. Общение в минимуме, вместо клуба – небольшой магазин, открывающийся только по приезде машины с хлебом, который, несмотря на ощутимое повышение цены, немногочисленные коренные жители близлежащей деревни растаскивали на прокорм прожорливой частнособственнической скотины в новомодных полиэтиленовых пакетах с портретами Че Гевары и Светланы Аллилуевой. Обделенные дачники‑арендаторы, которых, вопреки моим ожиданиям, оказалась целая уйма, вяло ругались. Вот только мои потуги на знакомство с ними Анатолий мягко пресек: видимо, и без самодеятельности ведомство Семичастного проявило чудеса изворотливости, обеспечивая эффективную, но совершенно незаметную охрану.