Поколение селфи. Кто такие миллениалы и как найти с ними общий язык

Селигсон права в том, что по сравнению с поколением X в поколении Y стало больше волонтеров и общественников. Однако в этот же период времени многие школы стали включать общественную работу в число обязательных требований для получения аттестата о получении среднего образования. Это единственный растущий показатель из всех показателей интереса к окружающим людям и, кроме того, единственный показатель, обусловленный воздействием внешних факторов. Рост количества волонтеров – единственная причина, по которой миллениалов принято считать сознательными общественниками-альтруистами вопреки тому, что существует множество доказательств обратного. И тем не менее школьные учителя и администраторы из поколения бэби-бумеров стали требовать от миллениалов выполнения общественной работы, делая ее своего рода «добровольно-принудительным» занятием. Миллениалы не придумали это сами. Возможно, они черпают из волонтерства знания и получают полезный опыт, однако занимаются им не из внутренних побуждений.

Значит ли это, что никто из представителей этого поколения не хочет помогать другим людям? Конечно нет. Многие действительно хотят, хотя их число и несколько меньше, чем было среди бэби-бумеров и в поколении Х. Кроме того, Селигсон не права еще и в том, что ученые считают нарциссами всех миллениалов – речь идет лишь о том, что в среднем они склонны к нарциссизму больше, чем их предшественники.

А как насчет увеличения числа желающих участвовать в программе «Учить для Америки»? Рост числа заявок отнюдь не случайно пришелся на конец 2000-х годов, когда разразился кризис и безработица среди выпускников университетов достигла апогея. Поскольку эта программа существует всего с десяток лет, сделать корректное поколенческое сравнение невозможно.

Спад интереса и внимания к окружающим прослеживается и в культуре в целом, и особенно очевиден в результатах широкомасштабного анализа литературных текстов из базы данных Google Books, проведенного психологами Пелин и Селин Кезебир. Они обнаружили, что за исследуемый период частота употребления слов, описывающих моральные достоинства (таких как, например, «порядочность», «честность», «терпение» и «сострадание»), существенно снизилась. Психолог из Университета Лос-Анджелеса Патриция Гринфилд обнаружила, что увеличилась частота употребления слов «выбор», «получать», «чувствовать» и «уникальный», тогда как частота употребления слов «обязан», «давать», «действовать», «подчиняться», «авторитет» и «принадлежать» снизилась. То, что «получать» стало больше, а «давать» – меньше, отлично резюмирует культурные сдвиги последних десятилетий.

Среди молодых людей в возрасте 18–23 лет, которых интервьюировал Кристиан Смит, лишь немногие проявляли интерес к волонтерской работе или благотворительности. Смит приходит к выводу, что «они настолько сосредоточены на собственных проблемах, особенно на попытках ни от кого не зависеть, что кажутся неспособными мыслить шире, в том числе об общественных нуждах, гражданском долге или даже о небольших пожертвованиях на благотворительность».

Но как быть с толерантностью и верой в равноправие – разве это не означает, что поколение селфи лучше понимает окружающих? Конечно, по сравнению с молодыми бэби-бумерами и представителями поколения Х, миллениалы в значительно большей степени толерантны и привержены идее равноправия вне зависимости от пола, расы или сексуальной ориентации. Более подробно это будет рассмотрено в главе 7. В то же время эгалитаризм[16] и эмпатия – разные вещи.

Не делать проблемы из половой и расовой принадлежности или сексуальной ориентации – не то же самое, что сопереживать другим людям.

Толерантные убеждения – одна из сильнейших черт поколения Y, но это не означает, что его представители отличаются эмпатичностью. Это совершенно другое свойство, которое может даваться с большим трудом в обществе, пронизанном эгоизмом.

Посмотрите на меня!

Рассказывая о росте нарциссизма, я чаще всего слышу один и тот же вопрос, который, впрочем, в большей степени является утверждением: «Это ведь все из-за Фейсбука, не так ли?»