Читаем Поколение свиней полностью

Вот-вот начнется эпоха Ренквиста. В четверг его кандидатура была одобрена в совете судей 13 голосами при 5 голосах «против», хотя в последнюю минуту лечащий врач Ренквиста признал, что несколько лет назад у его пациента было опасное пристрастие к успокоительным препаратам.

Но это не повод для дурной славы в Фениксе и Вашингтоне. Многие люди сидят на транквилизаторах. Есть вещи похуже: крэк, черный героин, пи-си-пи[71].

Если этого мало, всегда можно загрузиться кетамином — мощным транквилизатором для животных: больших кошек и приматов средних размеров, вроде шимпанзе, гиббонов и бабуинов.

Все зависит от ваших целей. Судья — друзья в Фениксе зовут его Биллом — хочет облегчить хроническую боль в спине, которая вызывает бессонницу. Только поэтому он принимает таблетки.

И что с того? Бывают дни, когда всем нам нужны таблетки. Ренквист — тоже человек, и если ему, чтобы мирно спать ночью, надо выпить сильнодействующее лекарство, кто его упрекнет? Во всяком случае, не я.

В пятницу утром мне надо было лететь на конференцию. Десятичасовой самолет был полон, и я с большим трудом получил место в первом классе. Пришлось пережить несколько отвратительных минут — сдерживая злость, спорить с сотрудником аэропорта, но, в конце концов, я добился своего.

Не успел я расположиться в кресле, как рядом сел еще один пассажир. Мой сосед — его звали Сквейн — сказал, что работает в Министерстве юстиции или, точнее, в Федеральном бюро тюрем. Работа его состоит в «приобретении территории» для новых тюремных учреждений, которые, по его словам, крайне необходимы стране.

— Мы уже на 51 процент превышаем плановую мощность, — рассказывал он. — Ситуация выходит из-под контроля. Сейчас в федеральных тюрьмах сидит в два раза больше людей, чем пять лет назад. — Он важно кивнул головой.

— В 1981-м у нас было 24 тысячи заключенных, — продолжал он. — Сегодня — 41 тысяча, и тюрьмы переполнены.

Видимо, эта мысль угнетала его. Он опустил голову.

— И, несмотря на наши старания, ситуация в ближайшее время значительно ухудшится, — сказал он. — Со следующего года больше не будет таких поблажек, как досрочное освобождение. Когда мы получим окончательный вариант доклада Федеральной комиссии по уголовным наказаниям, тюремное заключение будет автоматически назначаться за любые нарушения — за исключением перехода улицы в неположенном месте.

Сквейн попросил у стюардессы еще один стакан вина.

— Вы думаете, сейчас плохо? — он мрачно посмотрел в пространство. — Вот увидите, что будет, когда отменят досрочное освобождение, испытательный срок, апелляции…

Через год все федеральные судьи получат обязательные предписания по назначению наказаний… Они будут действовать как роботы: просто ставить отметку на карточке: косяк?

Три года. Три грамма? Девять лет… Фунт? Сорок лет и порка.

Он замолчал и уставился на свои руки. Я почувствовал было симпатию к нему, но она быстро прошла.

— Подожди, — сказал я. — Давай посмотрим на вещи трезво. — Я дружески похлопал его по плечу. — Это был ты, Чарли… Ведь не какой-то хренов аист арестовал всех этих людей.

Нет. Это был ты — ты и этот монстр, Эд Миз.

Я опять хлопнул его по плечу — немного сильнее.

— Сколько денег ты получаешь? — спросил я.

Он тупо уставился на меня.

— Неважно, — продолжал я. — Это не имеет значения. Сейчас меня больше интересует, сколько вы платите за землю, которую покупаете для новых тюрем?

— Как договоримся, — сказал он. — У нас много денег. А то, что нам не удается купить, мы всегда можем конфисковать по закону о принудительном отчуждении частной собственности. — Он печально покачал головой. — Ненавижу, когда дело доходит до этого, — продолжил он. — Но у нас действительно нет выбора. Речь идет о национальной трагедии. Мы не можем допустить, чтобы всякие подонки свободно разгуливали, как сейчас. Время пришло. Они должны быть уничтожены.

— Необязательно, — сказал я. — У меня есть несколько акров в Скалистых горах, которые вы, ребята, можете использовать. Там можно сделать отличную тюрьму.

— Неплохая мысль, — ответил он. — Если в понедельник ты позвонишь мне в Вашингтон, думаю, мы сможем договориться о сделке.

— Замечательно, — сказал я. — У меня заключенным будет обеспечен чистый воздух. Мы заставим их работать. Работа восстанавливает чувство собственного достоинства.

Сквейн согласился со мной, и когда самолет приземлился в Чикаго, мы пожали друг другу руки… Теперь я занялся тюремным бизнесом. Res ipsa loquitur.

18 августа 1986 года

Полночь в пустыне

К полуночи я добрался до Феникса. Жара в 103 градуса, и вымершая багажная карусель. Старик с метлой в руках сказал, что несколько часов назад конвейер выключили из-за угрозы взрыва бомбы.

На ломаном испанском он объяснил мне, что багаж выдаваться не будет — его больше нет. Все вещи разорваны полицейскими собаками, затем увезены и свалены в реку Солт.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее