— Привет! — Даже с такой ужасной слышимостью я почувствовала, как он обрадовался. — Это у нас стройка за окнами, громыхают с утра до вечера.
— Как у тебя дела? — задала я дежурный вопрос. — Ты не уволился, часом? Тайком от всех нас.
— Нет, — он рассмеялся, — просто приболел немного. Позвонил с утра Иляне, предупредил.
— Ясно. — Я не знала, что говорить дальше. На самом деле ничего ясно мне не было. Что скрывалось за этим безобидным «приболел немного»?
— Послушай, Илья, — решилась я, — ты не будешь против, если после работы мы с Настенькой к тебе заедем? Так сказать, проведаем болящего товарища.
— Буду против, — неожиданно сказал он, и его голос стал совершенно другим, менее радостным и более взрослым. — Неужели тебе всегда необходимо присутствие Насти, чтобы делать то, что ты хочешь делать?
— Ну, ты бьешь не в бровь, а в глаз. — Мне стало неловко, словно меня уличили во лжи.
— Саша, — сказал он серьезно, — меня не надо навещать. Это действительно всего лишь легкое недомогание. И я живу не в тех условиях, чтобы принимать гостей. Но я очень хотел бы тебя увидеть. Что ты думаешь насчет субботней прогулки в Царицыно? Или предпочитаешь Ваганьковское кладбище?
— Илья, черт тебя побери, — я была почти возмущена, — это непорядочно — пройти мимо и сделать вид, что ты нас не заметил.
— А кто сказал, что порядочность входит в разряд моих достоинств? — хохотнул он. — Но ты так и не ответила, что предпочитаешь — красоты прошлого или кладбище?
— Терциум нон датур, — буркнула я, — фантастический выбор. Знаешь, может, ты просто приедешь ко мне, а там посмотрим?
Красоты прошлого или кладбище. Терциум нон датур. Вольно или невольно Илья четко сформулировал суть моей жизни.
После звонка на меня нашел прилив редкостной беспечности. Словно какое-то жизненное течение подхватило меня и потянуло за собой. Я, конечно, могла вцепиться пальцами ног в линолеум, прирасти к своему рабочему креслу, уцепиться за компьютерную мышь, как за якорь.
Но я предпочла отпустить всё и вся и позволила течению тянуть меня в неясное куда-нибудь.
Торопливо вернулась в офис, забрала сумку, на ходу соврала, что жутко разболелся зуб и я уже записалась к стоматологу. Татьяна посмотрела с сомнением, Настя одобряюще улыбнулась.
На улице меня встретил восхитительный летний день. Безоблачное синее небо, ослепительное, торжествующее солнце и легкий ветер, моментально нарушивший порядок моих волос.
Меня несло по улицам без цели и каких-либо планов в голове.
Наш офис находится на Рождественке. Покинув здание, я заскользила по узким, то поднимающимся, то опускающимся улочкам, мимо вывесок кафе и витрин, где безупречные манекены призывали меня последовать их примеру и одеться в модные сиреневые и лиловые оттенки. У лавочки с церковной едой я купила кусок свежей медовой коврижки и сжевала его на ходу. На Лубянской площади спустилась в подземку. Вдоль всего перехода пожилые женщины с приветливыми лицами продавали игрушечных чебурашек — больших, с крупную куклу, среднего размера и совсем маленьких — таких, что можно носить в кармашке для сотового. Я остановилась, выбрала маленького симпатичного чебурашку со стеснительным взглядом и, не сожалея, заплатила за него семьдесят рублей. Пошла дальше, сопровождаемая благодарностью продавщицы. Видимо, чебурашки были не очень ходким товаром.
Вышла из перехода к музею Маяковского. Вспомнила, что последний раз была там давным-давно, в детстве, и зашла. С удовольствием побродили между авангардными интерьерами, а потом завернула в книжный и купила сборник стихов этого странного поэта, так и не понятого ни современниками, ни потомками, рыцаря от большевизма, поэта в широких штанах и с широкой душой.
Возвращаясь домой, завернула в продуктовый с намерением купить себе на вечер кефир. В итоге вышла из магазина с бутылкой шампанского и шоколадкой.
Вечером, пока солнце медленно гасло где-то там, за пределами видимости из моего окна, я сидела на подоконнике, смотрела, как розовые тени на домах сменяются лиловыми, пила шампанское и читала стихи В.В. В голове было абсолютно пусто, словно из меня как воздух выкачали все мысли.
Я погрузилась в почти невероятное состояние покоя. На моем подоконнике не было ни вчера, ни сегодня: было только здесь и сейчас. И у меня впервые отсутствовал страх, когда я думала о будущем. Вместо него появилось странное ощущение правильности происходящего. Все шло так, как должно было идти.
Не знаю, куда несет меня течение, но чувствую, что пристану к берегу там, где нужно.
Когда я проснулась, Илья еще спал. Не открывая глаз, я прислушалась к его дыханию. Дышал он тихо и ровно, без малейшего храпа. Мне даже показалось, что Горбовский уже давно бодрствует, лежит рядом и смотрит на меня.
Нет, он спал. Лежа на спине и раскинув руки поверх одеяла. Лицо было розовым и чуть блестящим. Мелкие кудряшки надо лбом прилипли к коже. Остальные волосы скрывала серая аура, похожая на клубы густого дыма. Впрочем, ее вид уже не вызывал у меня истерики. Жизнь шла своим чередом. И смерть тоже.