Поколение влюбленных

Но Лиза не смогла оторваться от прошлого.

Не смогла простить. Ни себя, ни своих родителей.

Я не была уверена, что мой монастырский опыт стоит рассказывать Матвею. Даже, скорее, склонялась к тому, что об этом лучше умолчать.

Но я редко следую здравым советам самой себя.

Рассказала.

Позвонила ему в тот же вечер, как вернулась из N-ска.

Матвей выслушал меня, не перебивая, и не задал ни единого вопроса. Я рассказала все, исключая свою версию Лизиной гибели. Матвей слушал так тихо, что в трубке даже не чувствовалось его дыхание, и у меня мелькнула мысль: а там ли он еще?

Он был там и дал о себе знать сразу, как я закончила.

— Но ты же точно не знаешь, что снилось Лизе, — сказал Матвей.

— По-моему, это не принципиально, — возразила я, — картинки могут быть разными, а полученное знание — одним и тем же.

— Хорошо, — согласился он, — но что ты хочешь этим сказать? Ты полагаешь, что если причина в нашем прошлом и ответственность за это лежит на наших родителях, то мы ничего не можем сделать?

— А тебе в голову приходят какие-то варианты? — раздраженно спросила я. — Да, Анна тоже считает, что, рожая своих детей, мы отчасти нивелируем вину родителей. Но я в этом отнюдь не уверена.

— Почему? Это вполне правдоподобно, — сказал Матвей, — если вспомнить кармический закон, то…

— Иди ты подальше со своим кармическим законом! — завелась я. — Что ты предлагаешь делать? Собрать всех наших одноклассников и сделать им под гипнозом внушение, чтобы они как можно скорее обзаводились детьми? Дабы спасти свои души!

— Тоже мысль, — спокойно сказал он.

— Тогда мысли шире, — я злилась все больше, — организуй кампанию за повышение рождаемости. Или присоединись к движению против абортов! Тебя не может беспокоить судьба только наших одноклассников. Ты же мечтаешь стать героем поколения!

— Не понимаю, что тебя так раздражает, — похоже, я его задела, — понятно, что я не могу заставить всех своих ровесников поголовно обзаводиться потомством. Но если число родителей в нашем поколении увеличится, не думаю, что это отрицательный результат. Почему ты против?

— Послушай, — сказала я сквозь зубы, — ребенок в семье должен появляться по одной-единственной причине. Потому что родители хотят и ждут этого ребенка! Потому что они мечтают его родить, воспитывать, заботиться о нем, тратить на него деньги. Все остальное — страх перед одинокой старостью, намерение искупить свою вину или другие корыстные мыслишки — это не повод, чтобы приводить в мир нового человека. А душеспасительные проповеди и рассуждения в духе «Раз так получилось, то надо рожать» — все это гораздо быстрее приведет к вырождению человечества, чем гибель одного-двух поколений.

— Я знал, что ты эгоистична, — сказал Матвей после паузы, — но не думал, что настолько. Не понимаю, как вы могли так долго дружить с Лизой. Вы абсолютно не похожи. Она никогда так не рассуждала…

Хорошо, что в этот момент он не видел выражения моего лица.

Я бросила трубку, брякнулась плашмя на диван и около часа пролежала почти без движения. Подняться меня заставил только жуткий приступ жажды, от которой, к сожалению, было не так легко отделаться, как от всех прочих желаний.

25

Иногда, и очень часто, в мире что-то происходит вне зависимости от нас.

Сегодняшняя суббота выдалась еще более странной, чем прошлая.

Хотя, казалось, куда уж дальше? Когда толстокожим агностикам начинают сниться мистические сны, а убежденные циники вступают в борьбу с абортами — это явный признак того, что мир катится… куда дальше, чем под колеса Берлиозова трамвая.

Уф, понесло меня. Простите. Соскучилась по вольному словоплетению.

Всю неделю мой ноутбук пылился без дела: не могла заставить себя написать ни строчки. И хотя к своим заметкам я пристрастилась уже как к наркотикам, мою руку на пути к клавиатуре каждый раз останавливала одна и та же мысль. О чем? О чем мне писать сегодня? Было ощущение, что моя история подошла к концу: поставлена последняя точка, и никакого продолжения быть не может.

Если мне придется вспоминать прошедшую неделю, то в памяти промелькнет только череда одинаковых картинок — офис, ищущий и тускнеющий взгляд Ильи, молчащее сероглазое существо на соседнем сиденье маршрутки. За всю неделю мы с Настей не перемолвились и десятком стоящих слов. Внешне все было по-прежнему. Илья провожал нас до остановки и на прощание заглядывал мне в глаза, наивный мальчик. Кажется, он покупал нам мороженое и первую клубнику: ее продают на остановках вечные городские бабушки в пестрых косынках. Газетный кулек, душистые ягоды, оставляющие на руках кровяные разводы — когда это было? Вчера или, может, в среду?

Настя ни о чем не спрашивала. Мне больше не хотелось поддерживать наши умопомрачительные дискуссии, но и расставаться тоже не хотелось. Сидя в маршрутке рядом с ней, я всем телом чувствовала ее дыхание, и оно успокаивало меня. Так легко — сделать несколько вздохов в чужом ритме. Словно глоток воздуха из другого мира.