Поколение воинов

— Нет, мэм, это очень удобно. Особенно обувь. — И он показал на свои сияющие ботинки. — Их довольно трудно натереть до блеска, но в них, по крайней мере, ноги никогда не бывают потными.

Лунзи подумала о том, как чувствуют себя ее ноги в специальной обуви, которую она носила почти не снимая. Под вечер казалось, будто она шлепает по луже. Конечно, это варварство — носить на себе шкуры убитых животных. Но если они едят мясо этих животных, они могут использовать и все остальное.

— И никаких обморожений. — Он говорил об этом так, словно замша была обычным синтетическим материалом.

За окнами экипажа дул пронизывающий ветер, бомбардируя их осколками льда. Разглядеть что-нибудь было трудно: мелькали смутные силуэты незнакомых зданий, правда не слишком высоких, иногда встречались маленькие экипажи. Улицы были почти пустыми. Лунзи предположила, что большинство людей пользуются подземными тоннелями или скользящими дорожками, такими, которыми она и Зебара добирались до мест прежних встреч.

— Поездка займет больше часа, — чуть ли не услужливо подсказал сопровождающий. — Вы можете отдохнуть. — Он снова усмехнулся, но уже не так враждебно.

Лунзи попыталась придумать безопасную тему для разговора, хотя и сомневалась, что на свете существует тема, безопасная для обсуждения с «тяжеловесом». Но знание его имени в любом случае не повредит.

— Извините, — вежливо начала она, — но я не знаю ни вашего звания, ни вашего имени…

Усмешка превратилась в волчий оскал.

— Я не думаю, что вы действительно хотите это знать. Но мой чин соответствует майору вашего Флота. И мне не позволено называть вам свое имя.

Слишком резкий ответ на такой невинный вопрос. Лунзи отметила формулировку «ваш Флот» и постаралась не думать о том, что может значить запрет называть имя.

Неужели Зебара все-таки ей не доверяет? Или он намерен передать ее другому подразделению своей организации и выйти сухим из воды?

Какое-то время тишина в экипаже нарушалась только ударами ветра и треском льда под колесами.

— Директор говорил, что познакомился с вами много лет тому назад. Это правда?

Лунзи решила, что ответ на этот вопрос никому не принесет вреда — он известен слишком многим.

— Правда. Это произошло больше сорока лет назад.

— Долгий срок. За сорок лет многое изменилось.

— Да, конечно, — кивнула Лунзи.

— Меня тогда еще и на свете не было. — Это было сказано таким тоном, словно его рождение было самым выдающимся событием за эти сорок лет. Лунзи едва удержалась от желания недоверчиво фыркнуть. Если он считает себя настолько важной персоной, вряд ли ему доступно чувство юмора. — Я работаю в его департаменте всего восемь лет. — Теперь в его голосе звучала гордость и что-то еще, что вполне могло быть любовью. — Он замечательный человек, заслуживший великое уважение.

Лунзи промолчала — его слова не требовали ответа.

— Нам очень нужны такие, как он. И меня печалит то, что за прошлый год он сильно постарел. Он сам не говорит об этом, но я слышал, как доктора сказали ему, что снег уже падает. — Сопровождающий пристально посмотрел на собеседницу, словно надеясь, что она знает больше. Лунзи задумалась о выражении, которое он употребил:

— «Снег падает»? Так вы говорите о болезни?

— Так мы говорим о приближении смерти. Вы должны знать это выражение, вы ведь видели «Горькую Судьбу».

Теперь Лунзи вспомнила. Эта фраза повторялась во многих ариях, но всегда звучала одинаково. Культурный стандарт?

— Я знаю, что вы занимаетесь изучением нашей физиологии в связи с продолжительным холодным сном. Вам никто не говорил, как мы называем холодный сон и что мы думаем о нем?

Впервые за весь разговор Лунзи ощутила под ногами твердую почву. О своей работе она могла говорить долго и много.

— Нет, хотя я не раз спрашивала об этом. Все почему-то избегают этой темы. Но после того, как я увидела оперу, мне показалось, что вы связываете холодный сон с той трагедией. Об этом я надеюсь узнать у Зебары, он обещал, что сегодня мы поговорим об этом.