В Океании крючки, в особенности для наживки, необычайно разнообразны, и это не случайно. Ф. Рейнмен в своих превосходных статьях [1126; 1129; 1264] показал, почему крючки должны были представлять собой нечто большее, чем просто изогнутые стержни. Нет надобности повторять здесь все выводы Ф. Рейн-мена, следует отметить лишь, что он особо подчеркивал сложность морской экологии и повадок рыб, а также специфику сырья, идущего на производство крючков. Например, из раковин легче было изготовить круглые крючки для наживки, а из кости проще было делать полуовальные крючки с шипами. Загнутые внутрь крючки лучше всего подходили для рыбы, которая клюет, а выгнутые наружу — для прожорливых рыб. Шипы оказывались особенно ценным приспособлением для лова глубоководных рыб, так как помогали долго удерживать рыбу па крючке.
Интересен характер распространения раковинного и костяного рыболовного инвентаря. В Восточной Полинезии крючки для наживки и крючки с блеснами для ловли бонито встречаются практически повсюду. Они также широко известны в Микронезии, особенно на Каролинских островах, причем местные их типы связаны с восточнополинезийскими, ибо они зафиксированы также на о-вах Тувалу и Токелау. Но их почти совсем нет в Западной Полинезии, кроме крючков с блеснами для ловли бонито, найденных этнографами на Самоа и Тонга, но это, видимо, недавние заимствования. В Меланезии раковинные крючки для наживки и крючки с блеснами есть на Соломоновых островах и на востоке Новой Гвинеи, но по типу они лишь отдаленно напоминают восточнополинезийские. Другие линии местного развития цельных раковинных крючков на Новой Каледонии, в восточной части Австралии, в Калифорнии и на севере Чили, видимо, мало связаны с Полинезией, хотя какую-то роль могла сыграть и диффузия. Рыболовные крючки могли «путешествовать» в желудках рыб [845]. Рыболовные крючки с северного побережья Чили особенно близки полинезийским и образуют те же классы цельных и составных крючков с наживкой и крючков с блеснами [1455].
В Юго-Восточной Азии этнографически зафиксированы, очевидно, только крючки с шипами. Здесь, как и на большей части Меланезии, рыболовы больше полагались на верши, установленные на мелководье, лов сетью и травление.
Детали подобного картографирования можно почерпнуть в капитальной работе Б. Анелля [22], по предложению которого восточнополинезийские типы восходят к японским, проникшим сюда через Микронезию. В неолите в Японии и Северной Азии были известны костяные крючки для наживки, часто с шипами, но в Японии не было крючков с блеснами, которые обнаружены только в некоторых местах Северной Евразии и в Океании. Г. Скиннер также допускал, что в полинезийской культуре имеются северотихоокеанские элементы; по его мнению, такие вещи, как шиферные ножи, грузила для сетей и лесок, гарпуны (последние археологически известны на Новой Зеландии, Маркизских островах и на о-ве Мангарева), возможно, распространились с севера [1277].
Все это позволяет сделать весьма важный вывод. Даже сейчас далеко не все специалисты согласны с тем, что истоком полинезийской культуры послужила культура лапита. Я склонен признавать большую роль культуры лапита, к которой относятся несколько найденных раковинных крючков и блесен, описанных в главе VIII. На мой взгляд, они вполне могут считаться исходными для полинезийских и микронезийских типов. То же касается тесел, хотя Р. Дафф и попытался вывести черешковые восточнополинезийские типы прямо с Филиппин через Микронезию [365; 372]. Но он не учел того, что в Микронезии, так же как в Меланезии и Западной Полинезии, эти типы отсутствовали. Р. Грин опроверг аргументы Даффа, показав, как черешки восточнополинезийских тесел могли развиться независимо от юговосточноазиатских импульсов [588]. Все же и теперь нельзя не считаться с возможностью диффузии, хотя бы и небольшой, в Восточную Полинезию из такого района, как Япония, возможно, через Микронезию, причем эта диффузия происходила независимо от распространения культуры лапита и культур Западной Полинезии.
Развитие восточнополинезийской культуры началось, видимо, на Маркизских островах. Эти неровные, опоясанные скалами острова без рифов по полинезийским критериям малоплодородны. Большинство древних поселков концентрировалось на дне глубоких и узких, напоминающих ущелья долин, а самые ранние поселки найдены на побережье и под скальными выступами. В 1956 и 1957 гг. Р. Саггз произвел здесь первые настоящие раскопки и в береговых отложениях у залива Хаатуатуа на о-ве Нуку-Хива обнаружил ранний комплекс, который он отнес к рубежу I в. до н. э. и I в. н. э. и связал с предшествовавшими комплексами Восточной Меланезии и Западной Полинезии. В комплекс входили раковинные крючки для наживки и крючки с блеснами, бесчерешковые тесла, раковинные орудия для очистки овощей, несколько неорнаментированных черепков, кости свиней и собак. По мнению Р. Саггза, это свидетельствовало о первичном заселении Маркизских островов с запада целенаправленными, хорошо оснащенными экспедициями [1340, с. 60–65; 1341].