Покорение Гедеона

— Нет, не в этом дело. Проклятие, перестань, женщина! Ты не понимаешь, что творишь. — Он схватил ее руку и непроизвольным движением поднес пальцы к губам.

— Я немножко знаю, а ты мог бы научить меня большему. По-моему… по-моему, мне это понравится, когда я научусь.

Глубокий вздох сотряс Гедеона. Он закрыл глаза, не желая, чтобы она увидела в них растерянность — или поражение?

— Это может стать очень приятным занятием для мужчины и женщины. Боюсь, первый раз для женщины в этом не много радости, но потом она тоже начинает получать удовольствие.

— А мы можем? Попрактиковаться, да? На этот раз он не сумел сдержать улыбку.

— Еще слишком рано, любовь моя. Ты еще не поправилась.

— Но меня же ранили в спину. Все остальное у меня в полном порядке.

Он мог бы засмеяться, если бы ему самому не было так чертовски плохо. Почему нет? — шептал тихий голос. Почему бы не взять того, чего хотел он и чего она тоже хотела? Он бы постарался не растревожить рану.

Звук шагов, доносившийся с лестницы, спас его от ошибки, о которой они оба могли бы потом пожалеть. Несомненно, это Лия идет переменить постель, и сейчас ему снова придется поднимать и держать ее на руках, разрываясь от неудержимого желания.

У него возникло мрачное искушение выйти из дома и шагать и шагать до тех пор, пока он не придет к «Полли». По крайней мере там он мог бы нормально поразмыслить. Бог видит, здесь он и думать не в состоянии!

Гедеон неохотно встал и засунул полы рубашки под ремень, потом закрыл Прю до подбородка легким вязаным покрывалом. Он смотрел в ее глаза и хотел, чтобы она прочла то, что было в его сердце. Страх перед всем тем, что дает ей власть над ним, такую сильную, что он уже никогда не назовет свою душу только своей. Кончиками пальцев он легко поглаживал ее щеки и нежный треугольник подбородка. Потом подошел к окну и встал возле него.

— Прюди, ты уже проснулась? Лия говорит, что тебе стало лучше, а я привез доктора. Можно нам войти?

— Прайд! — закричала Прю, и от радости лицо у нее засияло, словно взошедшее солнце.

Гедеон, скрыв свое состояние за маской спокойствия, шагнул к двери и закрыл ее за собой. Через мгновение до Прю долетели обрывки разговора у порога ее спальни, и она без смущения прислушивалась к ним.

— …мой гонорар. Я бы сказал, были чертовские неудобства!

Голос незнакомый, но он напомнил ей жужжащую муху.

— Она чувствует себя неплохо. Со второго дня нет лихорадки. — Это Гедеон, и звук его низкого голоса будто влил в нее успокоение и оказал исцеляющее действие.

— Мы спешили, как могли, — услышала Прю слова брата. — Проклятая полоса шквального ветра! Он налетел на нас на полпути к южному берегу.

— …мой гонорар. Втрое больше обычного, и я получу его сейчас, если вы не возражаете. — Опять жужжание. Как отвратительно звучит этот голос! Прю моментально решила, что доктор ей не нравится, если это действительно он. Пусть бы лучше за ней ухаживал Гедеон. Или даже Лия.

— Получите вы свой чертов гонорар. В золоте!

В золоте? Какого дьявола! Где, Гедеон думает, они возьмут золото? Из-за вездесущей змеи Деларуша корзинка для рукоделия пуста. И теперь нет никакого шанса получить назад то, что он украл у них.

Когда дверь спальни открылась, Прю обнаружила, что, как она и подозревала, оказавшийся коротышкой доктор — довольно противное существо. Хотя ради справедливости она признала, что у него вид человека, еще не оправившегося от морской болезни и нетвердо стоявшего на ногах.

Ах, бедняжка! На всех видимых участках его тела красовались вздувшиеся шишки. Прю решила, что москиты с необычной яростью напали на доктора, к тому же промокшего в море.

Она уже готова была простить его, ведь он претерпел такое испытание, но тут страдалец заговорил:

— Ну а теперь, девушка, мы осмотрим тебя! Сядь и сними рубашку. Да побыстрее. Потому что я хочу расстаться с этим зачумленным островом еще до заката солнца.

Расцветшее было чувство милосердия испарилось в одном выдохе.

— В таком случае, сэр, можете отправляться туда, откуда прибыли, и черт с вами.

— Раз уж я здесь, то намерен сделать все, что в моих возможностях. Этот молодой дьявол чуть ли не похитил меня на глазах у моего семейства! Ну а сейчас садись, мне надо посмотреть, что у тебя болит.

Он поднял ее. И хотя от него разило крепким алкоголем и, еще хуже, застоявшимся запахом табака, Прю пришлось признать, что руки у него уверенные и чуткие, правда холодные.

С угрюмым видом Прю разрешила ему размотать повязку, обнюхать рану обгоревшим на солнце клювоподобным носом и потрогать ее проверяющими подушечками пальцев. И не успела она прийти в себя после осмотра, как он плюхнул на рану пригоршню какой-то омерзительно пахнувшей мази и растер ее. Снова наложив повязку, он проворчал:

— Я ничего не оставляю против боли, потому что, от какой бы сильной боли ты ни страдала, полагаю, она не сильнее, чем должна быть. После того как ваша прислуга покормит меня, я пришлю ее к тебе, а сам отправлюсь в путь. Похоже, ты будешь жить.