Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

теперь воротили носы от пеммикана. Они считали деликатесом старый кусок меха. «Меню полярной собаки включает абсолютно всё, — сделал вывод Ристведт. — Я думаю, что могу съесть многое, но вряд ли готов питаться старыми трусами». А собаки смаковали их, как медведь — мёд.

Продолжив путешествие, полярники обнаружили, что их склад на мысе Христиана-Фредерика разграблен эскимосами, которые оставили им скудный запас еды в количестве, достаточном лишь для возвращения на корабль. От посещения гавани Виктории пришлось отказаться. После семи недель отсутствия 27 мая они вернулись на «Йоа».

Наше путешествие не было успешным на сто процентов [подвёл итоги Амундсен], но, учитывая множество неблагоприятных обстоятельств… приходится удовлетвориться этими результатами…

Итоговые расчёты показали, что он ошибся с новой точкой магнитного полюса на тридцать миль. С одной стороны, это не имело значения, потому что магнитный полюс на самом деле никогда не стоит на месте. Тем не менее в тот момент он подозревал, что не добился необходимой математической точности. Причина была неясна, но в любом случае Амундсен корил себя, потому что не смог добиться одной из своих целей. До конца жизни это обстоятельство оставалось для него источником глубочайшего разочарования.

Тем не менее, каким бы коротким ни было путешествие, оно многому его научило. За три попытки они прошли менее 500 миль, но этого расстояния Амундсену хватило, чтобы узнать, как перемещаться по паковому льду и суше, покрытой снегом, и как управлять движением собачьей упряжки. Он столкнулся с неудачами в обстоятельствах, которые были скорее поучительными, чем опасными. Он продемонстрировал способность быстро учиться на своих ошибках и — более того — на своих успехах, что встречается гораздо реже и даётся труднее. Помимо всего прочего, Амундсен научился управлять собаками и ежедневно проходил с упряжкой от десяти до двадцати четырёх миль, независимо от погодных и прочих условий. Такой результат по любым меркам заслуживает уважения. Можно сказать, что он окончил школу полярных путешествий. Именно это и стало настоящим итогом путешествия Амундсена к Северному магнитному полюсу, а не досадная неудача в достижении определённой точки на поверхности Земли.

Через десять дней после возвращения на «Йоа» Амундсен снова отправился проводить полевые магнитные наблюдения. Он планировал организовать вторую зимовку по соседству с полюсом и хотел использовать оставшееся до неё время с максимальной пользой.

Амундсен чётко следовал указаниям Ноймайера и учёных из Потсдама. Но ему не нравились скучные и однообразные действия с научными инструментами. Он никогда даже не пытался притворяться, что наука для него стала чем-то б'oльшим, нежели необходимым злом, которое другие считали оправданием полярных путешествий. Для него оправданием было путешествие как таковое. Ему страстно хотелось заниматься совершенствованием технических приёмов.

Он постоянно учился, но чувствовал, что всё ещё знает недостаточно, особенно о собаках и лыжах. Возможности использования лыж ещё не были изучены полностью. Катание на лыжах летом с его постоянными оттепелями и заморозками становилось отличным экспериментом. И вообще Амундсен радовался возможности провести ещё одну зиму в этом месте, совершенствуя технологию путешествий в условиях экстремального холода.

В этот раз зима наступила рано. В конце сентября, когда лёд окреп, в окрестности неподалёку от стоянки «Йоа» вернулись нетсилики. Амундсен продолжил собирать их артефакты и изучать поведение. Сделанные им наблюдения попутно так же много говорят о нём самом, как и о тех, чьи нравы он увлечённо изучал.

Отношение Амундсена к нетсиликам выходило за общепринятые рамки этнографии и экзотики. Скоро у него появились друзья-эскимосы. Особенно крепко он подружился с двумя из них — Угпиком, которого называл «Сова», и Талурнакто. Сова был природным аристократом. Талурнакто, напротив,

считался соплеменниками кем-то вроде идиота, но в действительности был умнее их всех. Он постоянно смеялся и кривлялся, как клоун. У него не было семьи, он не переживал ни о чём на свете, [но] был хорошим работником. Хотя его честность ни в коей мере нельзя было сравнить с честностью Совы, но всё же на него вполне можно было положиться.