Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

Но адмиралы и капитаны, не говоря уже об учёных из Королевского научного общества, не могли сравниться с сэром Клементсом в степени воинственности. За счёт комбинации быстрых манёвров и откровенной наглости он добился своего. В пятницу 25 мая 1900 года объединённый комитет в полном составе, как записано в протоколе, «всецело подтвердил ранее принятое решение», и Скотт был назначен руководителем Национальной антарктической экспедиции.

Капитан Джордж Леклерк Эгертон, командир Скотта в период его службы на «Мажестике», заметивший его на «Верноне» за несколько лет до этого, проявил странное равнодушие, когда к нему обратились за рекомендациями. «Нет ни одного офицера, знающего Арктику или Антарктику, — написал он, — я не могу назвать лучшей кандидатуры». По контрасту с этим о Ройдсе один из его капитанов написал, что такие люди встречаются «один на тысячу, и если бы мне пришлось выбирать одного человека из всего флота для того, чтобы взять его в бой или провести с ним зимовку в Арктике, я бы, конечно, выбрал Ройдса».

30 июня Скотта повысили до коммандера. Быстрее, чем можно было ожидать, он достиг заветной третьей полоски золотого галуна на рукаве — в конце концов полярные исследования стали дорогой к «двойному жалованью и продвижению».

Даже через год после того, как Скотт вызвался возглавить экспедицию, он по-прежнему удивительным образом избегал темы полярных исследований, почти не читал по этой теме и полностью полагался на сэра Клементса Маркхэма.

А сэр Клементс руководствовался давно устаревшими методами. Он с презрением относился к доктору Джону Рае, ставшему образцом для Амундсена. Игнорировал современных британских полярных путешественников вроде сэра Мартина Конвея, который первым пересёк Шпицберген. А между тем сэр Мартин был убеждённым сторонником малых частных экспедиций, не говоря уже о том, что он прославился как отличный альпинист и постиг многие тайны льда. Он обладал лидерскими качествами и умел испытывать искреннюю гордость за национальные достижения и победы. Но ему даже не предложили участвовать в этой экспедиции.

В результате сбора средств сэр Клементс располагал 90 тысячами фунтов стерлингов — самой крупной суммой, когда-либо собранной для полярной экспедиции. Это было в семь раз больше всех расходов на экспедицию «Бельжики». Таких средств хватило бы даже на то, чтобы построить специальный корабль.

Правила требовали, чтобы он был деревянным, но в Британии искусство строительства больших деревянных кораблей умирало. Возможность построить такое судно для использования во льдах ещё сохранялась на нескольких шотландских верфях, которые специализировались на арктических китобойных судах. Вместо того чтобы довериться их опыту, сэр Клементс пошёл на сложный компромисс. Он заказал корабль на верфи Данди в Шотландии, но к его проектированию привлёк корабельного архитектора Адмиралтейства Смита, который не имел опыта создания арктических судов. При строительстве корабля были допущены грубые ошибки, в чём-то напоминавшие изъяны британского военного флота тех времён в целом.

Хотя официальные полярные исследования в Британии угасли с момента арктической экспедиции Нарса в 1875–1876 годах, сэр Клементс Маркхэм с одержимостью и упорством пренебрегал опытом других стран, предпочитая заграничной эффективности домашнее устаревание. Поэтому его иррациональное и агрессивное неприятие идеи использования собак в качестве тягловой силы было фактически неизбежным. Сэр Клементс никогда не управлял собачьей упряжкой и не имел полярного опыта как такового, за исключением одного короткого санного перехода в составе экспедиции по поиску Франклина, на которой почти пятьдесят лет назад закончилась его служба в военно-морском флоте. Суждения сэра Клементса были по большей части продуктом теории и эмоций. Собаки, как сказал он в одном красноречивом пассаже, «полезны для гренландских эскимосов и сибиряков», имея в виду, что англичанам их использовать унизительно. Вместо этого он защищал безнадёжно устаревшую систему использования человека в качестве тягловой силы. В августе 1899 года, спустя два месяца после того, как Скотт вызвался возглавить экспедицию, сэр Клементс направил ему доклад, который тот добросовестно зачитал в сентябре на VII Международном географическом конгрессе в Берлине. В нём, в частности, содержался такой пассаж: