В это время Армитэдж, вернувшись из похода с матросом, заболевшим цингой, воспользовался отсутствием Скотта и, будучи старшим помощником, взял бразды правления в свои руки. Он запретил употребление в пищу консервированного мяса, приказал забить достаточное количество тюленей и готовить их мясо каждый день — благо он имел моральное право навязывать новую диету. Под его началом Бретт — тот самый кок, которого всю зиму упрекали в неумении, — внезапно начал готовить вкусные блюда.
Вернувшись, Скотт был изумлён нововведениями. Армитэдж «должно быть… наставил это несчастное существо… на путь истинный». Феррар предположил, что таких перемен удалось достичь «в основном за счёт того, что к коку перестали относиться как к животному».
В любом случае Скотт получил доказательство связи между распространением цинги и отсутствием свежей пищи. Тогда, наконец, он признал диету Кёттлица — Армитэджа, после чего весь октябрь посвятили усиленному питанию и выздоровлению команды.
Путешествие на юг началось утром в воскресенье второго ноября. Отправление было пышным и показным. Скотт, Уилсон и Шеклтон сфотографировались на фоне саней с развевающимися флагами и личными вымпелами, разработанными сэром Клементсом Маркхэмом наподобие тех, что использовались средневековыми шевалье.
В десять часов утра Скотт отдал приказ выдвигаться, и, сопровождаемые хором пожеланий, они отправились, как сказал один моряк, в «долгий, трудный путь, во тьму, в неизвестность».
Глава 12
Скотт в самой южной точке
Когда Скотт отправился в путь, на другой стороне континента уже завершалось первое в истории антарктических исследований крупное санное путешествие. Отто Норденшёльд, руководитель шведской экспедиции, пересёк ледяной шельф Ларсена. Но Скотт стал первым, кто атаковал внутреннюю территорию.
В этом историческом путешествии Скотт продемонстрировал множество личных недостатков. Когда направляешься в неизведанные земли (особенно если речь идёт о коварном полярном мире), нужны оригинальность мышления, восприимчивость, интуитивное умение приспосабливаться. Всего этого Скотт был лишён. Он оказался нерешительным и недалёким человеком. На флоте его научили носить форму, быть дисциплинированным, выполнять рутинные действия и приказы, но полностью задушили свободу его мысли. Он не умел учиться на собственных ошибках. А отсутствие здравого смысла стало крайне опасной чертой — ведь даже без наличия полярного опыта он мог бы понять, что нужно правильно кормить людей.
Несмотря на то что Скотт был последователем устаревшей системы, он всё же отчасти воспринял современные идеи, взяв с собой лыжи и собак. Но при этом не проявил ни проницательности, ни решимости, чтобы подготовиться к походу и научиться профессионально пользоваться лыжами. Оказавшись необученным посреди Антарктики, он ограничился эпизодическими попытками катания, вместо того чтобы терпеливо и последовательно проводить эксперименты с целью создания собственной, приемлемой для него техники. А это было вполне возможно. Один из моряков «Дискавери» по фамилии Делл — такой же продукт строгой флотской дисциплины, с юности запертый в рамках шаблонов и условностей, тоже ничего не знавший о собачьих упряжках, — по собственной инициативе регулярно практиковался и в результате смог стать вполне уверенным возницей. Он научился умело управлять упряжкой, а его сани со временем ровно и уверенно заскользили по морскому льду.
Скотт двинулся в неизвестность, подготовившись на удивление плохо. Помимо смутной надежды достичь полюса, никакого плана кампании у него не было. С высокомерным равнодушием к своей технической неподготовленности он верил, что британский характер поможет ему прорваться. Он считал, что снег'a и льды могут быть побеждены грубой силой. Он не понимал мира, который собирался завоевать. Это был вопрос жизни или смерти. Скотт отправлялся на юг, словно на Балаклаву[43]
.Всех девятнадцать собак впрягли одну за другой в длинный поезд из громоздких и перегруженных саней — такой способ разработал и теоретически обосновал Скотт. Однако тяга упряжки при этом была минимальна, а сопротивление поверхности — максимально. Барахтаясь в рыхлом снегу и скользя на твёрдом, Скотт, Шеклтон и Уилсон с трудом передвигали ноги, в то время как их лыжи лежали в санях. В своей старомодной военно-морской форме они выглядели как герои исторической шарады. Вместо эскимосских анораков, или парок, используемых их иностранными конкурентами, они носили неудобное холщовое обмундирование, зауженное не там, где нужно. В нём совершенно отсутствовала циркуляция воздуха, оно не защищало от холода, а зазоры между одеждой и шапками беспрепятственно продувались ветром.