— Добро! — улыбаюсь, стараясь показать безразличие к угрозе.
— А где найти-то упомянутого чудо-проводника? — озадачился Тимофей, опередив меня.
— Фыр-р-р. С этим как раз всё просто. В ближайшей к выходу куче дерьма или навоза. Недавно вон те молодцы вышвырнули тело отсюда. У них и узнайте, если смелости обратиться хватит! — с подколом. — Ленард вам нужен.
— Вон оно как. Ну, так себе сделка получается! — недовольно говорит Джон.
— Не нравится, лучше ищите, — огрызаясь карга и отворачивается.
— Поищем его? — Тимофей гасит перепалку в зародыше.
Согласно киваю.
— Давай вдвоём пройдёмся, — обращаюсь к Тиму. — Вы доедайте и придержите места. Всей толпой бродить не стоит. Много пьяных, внимание лишнее привлечём.
Мысль, что все знают о деньгах, выданных людям, не радует.
Протискиваясь между столами, один хрен притягиваем к себе общие взгляды, выходим. Слева темнота и лес. Улица с жилыми домами прямо. Справа стоят большие сараи, сюда и пойдём для начала.
Те молодчики быстро вернулись, значит, недалеко его оттащили.
Сделав пять шагов, слышу стоны, но откуда, не разобрал. Здесь действительно жутко воняет навозом. Видимо, стойла рядом. И да, вижу их за зданием.
Замечаю движение едва заметное. Всматриваюсь. В куче навоза копошится тело, лицом вниз, ещё и голова буквально вдавлена.
Переглянувшись, подходим и вытягиваем тело за ноги, чтоб не лезть в дерьмо. Дергается и мычит что-то неразборчивое.
— Дай настойку, — просит Тимофей.
Протягиваю бутыль.
Ногой переворачивает мужика, не особо церемонясь, в темноте и грязи толком не видно лица, но одно точно: он в хлам. Явно не до разговоров.
— Эй, космонавт, как полёт? Нормально проходит?! — громко кричит Тим. Обходясь без рук, вновь толкает подошвой, легонько.
— Э-э-э, — всё, что смог из себя выдавить пьяница.
— Жаль воды не додумались прихватить, — комментирую.
— Да чёрт с ней, гляди, как надо… — улыбается Тимофей.
Присев, откупоривает бутыль прямо у его уха, пробка громко чпокает. Толкает локтем в щёку со словами:
— Пьём или нет, я не понял?! — на порядок тише, чем ранее, когда пытался достучаться до сознания.
Ленард тут же приоткрыл глаз, а челюсть чисто интуитивно задёргалась, словно он уже пьёт.
Тимофей без раздумий подсовывает ему горлышко бутыля и опрокидывает в рот.
Тело присасывается, словно к соске, жадно лакая и, кажется, даже не дыша. Секунд через десять в сосуде пусто.
Вдруг прочухав, выплёвывает.
— Не уверен лишь в дозировке, — констатирует Тим, почёсывая подбородок.
— А не по фигу? — спрашиваю, хмуря брови.
Громкое бульканье в кишечнике Ленарда переходит в затяжной залп газов, сопровождаемый неприятным хлюпаньем и усилением вони. Судя по аккомпанементу, он обосрался.
Резко поднимает голову, подскакивает до положения сидя, в панике крутит головой.
— Ща блеванёт, — предвижу, отступая на шаг и оттаскивая товарища.
Практически синхронно пропитушка извергается, не вставая и не отворачиваясь, более того, продолжая вращать башкой. Зона поражения больше метра, едва до нас не достреливает. А извержение лишь набирает обороты, причём волны длинные, не успевает вздохнуть бедолага. Мечется, падает на бок, продолжая рваться, сморкаться и пердеть.
Не знал даже, что подобное может совмещаться. В первой же паузе жалобно стонет.
— Лишь бы не помер, — со смешинкой подмечает Тимофей.
Действительно, сквозит из всех щелей и со страшной силой.
Наблюдаем минут десять, пока, наконец, не пошло на снижение оборотов.
Да и тип вроде бодрится потихоньку. Руками помогая, встаёт на карачки в собственной блевотине.
— Эй, тело, ты как, жить будешь?! — поймав момент, спрашивает Тим.
— Отвалите, уроды! — выдавливает. — У меня нет ничего, идите нах. Или обыщите, если не брезгуете, — взмах руки.
Ублюдина едва не попадает в меня каплями мерзких жидкостей. И снова блюёт, заходя на очередной круг.
— Мы не кредиторы! — поясняю, желая избежать новых попыток обрызгать нас.
— Да мне пох! Отвалите, ублюдки, — очевидно, толком ничего не понимая. Несколько секунд спустя, чуть продышавшись, добавляет: — Вы чем меня траванули, суки? На органы пустить хотите? Хрен вам плавал! Мой желудок ни одним дерьмом не пробить.
Протирает себе лицо не менее грязными руками. А я замечаю странность: Ленард переливается, словно хамелеон. Точнее, моментами становится словно прозрачным, потом на миг — ярким и снова обычным.
Логикой объяснить не получится. Внимательно наблюдаем.
Типа аж размазывает, ломая. Крючится от боли и скалится, а перестав блевать, падает на бок и приоткрывает один глаз, к нам присматривается.
— Ёпти! Людишки, шо ли?! Какого вам от меня надо, алсены? У вашего брата я точно ничего не занимал… — Вероятно, использовал местное ругательство, не распознаваемое системой.
— Пока не занимал, судя по всему, — поржал я, но уже без злости.
Тело приподнимается на локтях, явно заинтересовавшись.
— А что, есть возможность? — слегка заискивая и с надеждой.
— Заработать, да! — поясняю.