Покорение Крыма

   — Рано за упокой поёшь, старик! Ты меня ещё не знаешь!..

На четвёртую конференцию турки не явились.

Рано утром в затянутый зыбкими дымами русский лагерь приехал Ризо и передал послам записку от Османа. Упомянув о продолжающемся недомогании, эфенди попросил отложить конференцию ещё на несколько дней.

   — Дождались, — коротко изрёк Обресков, скосив неприязненный взгляд на Орлова.

После размолвки на аллее отношения между послами стали натянутыми. Они прекратили вместе столоваться, разговаривали только при крайней необходимости — редко и мало, отдыхали по отдельности: Обресков — читал, прогуливался по лесу, Орлов — выезжал на охоту, по вечерам устраивал шумные пиршества, затягивавшиеся, как правило, далеко за полночь.

Минувший вечер не явился исключением — Орлов, с помятым, бледным лицом, воспалёнными глазами, туманно глядел на Пиния, складывавшего записку, и молча утюжил ухоженной рукой волосатую грудь. Услышав возглас Обрескова, механически спросил слабым голосом:

   — Чего дождались?

   — А вы не понимаете? — сдерживая накатывающееся раздражение, спросил Обресков. — Осман время тянет.

   — Зачем?

   — Чтобы мы, осерчав, стали делать необдуманные шаги.

Орлов начинал приходить в себя: свежий лесной воздух выветривал из головы хмель, бодрил, во взгляде графа появилась осмысленность, голос приобретал прежнюю упругость.

   — Я сам поеду к Осману, — сказал он, плеснул из графина в чашку студёной воды, выпил одним глотком. — Погляжу, какая это хворь его свалила...

Зная, что Осман болезненно воспринимает пышность российского посольства, граф предусмотрительно оделся неброско, карету выбрал простую, а в свиту взял только полковника Петерсона и переводчика Мельникова.

Недолгая благопристойная беседа с эфенди усилила опасение, высказанное Обресковым: турки действительно намеревались затянуть конгресс. Осман, старательно игравший немощного и болезненного старика, время от времени забывал об этом, что легко проглядывалось в уверенном жесте, бойком и твёрдом голосе. Орлову пришлось изрядно постараться, чтобы договориться о дате следующей конференции — 12 августа.

Когда он сообщил об этом Обрескову, тот восторга не проявил — сказал грустно:

   — Если они задумали тянуть время — не отступятся... Только образ действий переменят.

И опять тайный советник оказался прав.

Осман отверг попытку Орлова начать конференцию с обсуждения вопроса о Кабардах, а когда граф вынужден был вернуться к татарским делам — заговорил о религиозных законах:

   — Нет ничего важнее этих законов для всех народов, исповедующих ту или иную веру. Даже государи великих держав не могут их нарушать!

Орлов недоумённо посмотрел на эфенди, пытаясь понять, к чему он клонит, помолчал, потом сказал замедленно:

   — Я не учен в богословии. Но коль почтенный эфенди утверждается на книгах своего закона, то и мне без нашего Евангелия обойтись нельзя... Если мир заключён быть имеет по закону и предписаниям веры — обоим дворам к постановлению оного должно было определить богословов. Однако мы с вами в таком качестве не состоим. Значит, и дело надлежит решать политически!.. Моя государыня перед всем светом обещала татарским народам вольность и должна сдержать своё слово!

   — Слово государя дозволяющее меньше значит, чем слово Божье возбраняющее.

   — В слове государевом объявляется воля Божья, — поправил Орлов эфенди. — Но мы здесь собрались не для богословских споров. Пора бы приступить к делам татарским.

   — А мы и говорим о них... Россия может требовать от Высокой Порты какое угодно обеспечение относительно безопасности своих границ, но сделать татар свободными — противно магометанскому закону. Мой султан не может на это согласиться из-за опасения лишиться не только престола, но и самой жизни... Соглашение с великим монархом предпочтительнее вольности неугодного народа!

После таких слов стало ясно, что турки будут твёрдо и до конца отстаивать духовную зависимость Крыма. Россию это никак не могло устроить: имея духовную власть над татарами, турки фактически обладали бы и властью политической.

Османа поддержал отмалчивавшийся до поры Яссини-заде:

   — Татары по личным их качествам не заслуживают никакого уважения Высокой Порты, которая издерживает на их содержание ежегодно до семисот мешков денег. И мы были бы рады от них избавиться.

   — Так в чём же дело? — оживился Орлов. — Избавьтесь!

Яссини воздел худые руки к небу:

   — Законы заставляют нас противиться их отделению.

   — Отделение татар от Блистательной Порты и предоставление им свободы постоянно будет служить причиной столкновений между нашими великими империями, — снова заговорил Осман. — Когда татары по своему вечному беспокойству сделают какую-нибудь наглость против российских подданных, Россия, разумеется, пошлёт против них войско. А татары обратятся с просьбой о помощи к нашему светлейшему султану, который согласно шариату и как верховный калиф. — Осман поднял указательный палец, — не может им отказать в оной.