Покорение Сибири. От Ермака до Беринга

Из Оймяконского зимовья Стадухин и Гаврилов прислали в Якутскую приказную избу отписку (донесение) о районе Оймякона, характерном для большинства районов Верхней Индигирки: «А на Емоконе (Оймяконе. — М.Ц.) не осталось единого человека, а жить служивым людем не у чего и кормица нечим. А Емокон река (Верхняя Индигирка. — М.Ц.) идет с Камени (с северных отрогов хребта Сунтар-Хаята. — М.Ц.), а по Емокону реке пашенных мест, ни дубровных, ни лугов травных нет, все согры (тайга, плохой лесок с можевелом и вереском по болоту. — М.Ц.) да болота, да Камень. А в Емоконе реке рыбы нет, ни зверя по Емокону нет… Людей по той реке нет нигде. А ламунские тунгусы ходят мимо, а не живут на той реке» (24, с.120).

От окрестных якутов казаки выяснили, что за южным хребтом на юг, к морю, течет р. Охота. На это море Стадухин отправил отряд Андрея Горелого, а сам с Гавриловым и остальными казаками спустился на построенном коче до Северного полярного круга и обследовал низовье р. Момы, правого притока Индигирки, текущей по широкой межгорной долине. В отписке Стадухина и Гаврилова об этом сказано: «И нам учинилося ведомо, што есть река Мома, велика и людей на ней много, и седячи люди по ней живут, а не кочевьем. А река рыбна и зверя по той реке много, соболя и всякого зверя много, нельма и муксуны де в той реке, и луги по той реке великие, и дубровные места, и травны, а юрты деревянные, а огня в юртах не держат. И мы, слышечи про такову реку рыбну и зверисту, и собольну, што есть люди седячие и соболей промышляют, и мы пошли на ту реку для проведыванья иных людей и для ясачного збору» (24, с.121).

Затем Стадухин с казаками спустился к устью Индигирки и осенью 1642 г. морем дошел до устья р. Алазеи, где присоединился к отряду Дмитрия Михайловича Зыряна, пришедшему туда на несколько месяцев ранее. В конце июня 1643 г. объединенный отряд вновь вышел в море и поплыл на восток. По словам из челобитной участника этого плавания казака Ивана Кузьмича Беляны: «морем шли две недели, и пришед, государь, на Ковыму реку, и по Ковыме шли вверх двенатцать ден» (31, с.77).

Так были открыты 500 км побережья Северной Азии, Колымский залив, устье большой реки Колымы. Плывя вверх по Колыме, казаки открыли восточную окраину Колымской низменности. 30 июля на Средней Колыме для сбора ясака было поставлено первое русское зимовье. На следующий год весной

1644 г., как показала находка первой колымской ясачной книги, в низовьях Колымы в «Юкагирской земле» против устья Большого Анюя, ее правого притока, было поставлено Нижнеколымское зимовье. Именно оно с 1646 г. стало базой для формирования экспедиций при дальнейшем продвижении русских дальше на восток, а по рекам Колымского бассейна — на юг к Ламскому (Охотскому) морю (18, с.279, 280). Через год казаки основали в верховьях реки и Верхнеколымское зимовье.

По поводу открытия устья р. Колымы некоторые историки отдают пальму первенства служилому Селивану Харитонову, который по их версии в 1640 г. с Яны, «перешед море», первым добрался до Колымы (2, с.33). Но первые довольно подробные сведения о Колыме сообщил М. В. Стадухин в конце

1645 г., возвратившись в Якутск: «А Колыма де река велика, есть с Лену реку, идет в море также, что и Лена, под тот же ветр, под восток и под север. А по той де Колыме реке живут иноземцы колымские мужики свой род, оленные и пешие, сидячие многие люди, и язык у них свой. Да на той же де Колыме в сторонней реке, прозвищем на Чюхче, а пала де та река Чюхча в море своим устьем, с приезду по сей стороны Колымы реки, а по той де реке Чюхче живут иноземцы свой же род, словут чюхчи, также что и самаядь, оленные сидячие ж».

Далее Стадухин сообщил важные данные о расположенной далее на восток от Колымы р. Пагыча — так первоначально называли р. Анадырь: «А у тех де чюхчи соболя нет, потому что живут на тундре у моря, а добрый де самой черной соболь все на Колыме. А от Колымы де до реки ж, что выше той Колымы, сказывают Пагыча, а до ней от Колымы парусным по-годьем бежать сутки трои и больши, и та де река большая ж и собольная ж, и иноземцов де по ней много ж, а язык у них свой же… И соболи все добрые черные и зверь коренной, да лисицы все красные, да песцы, а иного опрично того никакова зверя на тех реках нет, потому что место студеное. А они де, служилые и промышленные люди, жили на тех реках и кормились все рыбою, потому что те реки рыбные и рыбы всякой много» (31, с.59, 60).