Впрочем, я сдержался, не лез вниз, а наблюдал за рубкой сверху, излучая спокойствие и уверенность. Вождь, глава должен быть именно такой — выйти в ближний бой в самый последний момент, когда все остальные средства исчерпаны. Да, я верил в это, хоть и следовать такому пути не всегда получалось. К тому же у меня было и важное дело — занимаясь инструктированием поднимающихся паникующих стрелков, которым внизу особо было негде развернуться.
— Спокойно, воин! Тебе доверили важное дело и ты можешь сейчас убить могучего врага! Да стой ты спокойно! — схватил за отворот явно или нечаянно оступившегося стрелка — Может даже не умрешь! Вон, видишь, вон того? Ага, с палкой… Попади куда-нибудь, но лучше целься в грудь. Давай.
И поспешно отошёл на несколько шагов, выглянув в окно и тем самым прикрывшись от последствий выстрела.
Вспышка и колдуна врагов не разносит на куски, нет, он просто валится навзничь с дырой размеров в кулака три на том месте, где у людей правое лёгкое.
— Ай, хорош! — похвалил я стрелка, но она ему оказалась уже излишней: оторванные руки и развороченная грудь не исправятся никакой прославленной живучестью.
— Позвонок! Мне нужен ещё один стрелок! Зубер — заряжай!
Я слушал как внизу выбирают нового стрелка и добровольца пока нет:
— Хватит устраивать выборы! Кто там с краю стоит, тех и бери! Или того, кто больше всех возмущается.
Моментально всё стихло.
Ну и опять всё заново: новый стрелок, с перекошенной мордой, воняющий страхом — выстрел и он
За шею и плечи уволокли/стащили кое-как тело, заливая ветхие ступени кровью из разорванного тела стрелка.
Впрочем, один даже умудрился выстрелить и с ним вообще ничего не случилось. Стало проще вызывать стрелков, так как всё же они были «одноразовыми», да ещё и не всегда попадали…
— Да стой ты! Не все тут умирают!
Вновь разорвался ствол, и воющего крыса с болтающимися ошмётками пальцев утащили вглубь строя, а остальные стрелки смотрели на этого счастливчиков заведующим глазами — пальцы это ещё терпимо, не все же под корень оторвало. Наверное.
— Эй, этого уберите и давайте следующего!…
Один решил возмутиться-отказаться, на что я даже не стал ему сразу сворачивать его тонкую шею, а поинтересовался, с кем они предпочтут драться: с ним или с врагами. Что несомненно произойдет, когда я выкину его в окно, если не будет стрелять.
Росла куча дорогостоящего сломанного огнестрельного оружия… Да ладно с ценой, там столько трудозатрат! Но и количество менгиров сокращалось.
— Я больше не могу заряжать!
— Терпи, Ищущий, скоро мы победим!
— Эээ, дело не в том-не в том, да-да, я не боюсь! Как можно! Просто наш камень кончился…. И сухого пороха на один выстрел, да-да.
— Что⁈ ЧТО-О⁈
Победа, что уже вот-вот должна была свалиться в руки, стремительно отдалялась.
Враги лезли в двери, туман пытался им помочь, а до окончания ночи было ещё немало времени…
На каждое разрушение очередного менгира они кричали, и туман, казалось, отвечал им в том чувстве разочарования, что звучал в их голосах.
И в чем-то я понимал этих болотников. Тут у нас с ними было всё просто — местным надо было нас уничтожить, принести в жертву, а нам надо было выжить и перебить их. Всё просто, никаких недоговоренностей. Каждый считал противника злом, которое не должно жить в этом мире. Мы для них что-то вроде завоевателей, они для нас уроды, что похищали на границах жителей, что принесли мне клятву верности.
Сотни глаз набившихся в башню клановых воинов смотрели на меня, ожидая моего решения. Вылизывая и перевязывая раны, вытирая пот, сжимая оружие, чавкая мясом зойлов — они ждали моего решения: бетты и гаммы, «офицеры» и простые воины, все клановые, все Клыки из Глермзоя.
Я смотрел на них и меня так и тянуло вырваться вперёд, кидаться всей нашей нынешней стаей на врагов…
Вздохнул.
Нет уж, ждём. Пусть они как минимум устанут.
— Да что тут думать…
И тут в мою голову вторглись.
Бесполый голос… Нет, не голос. Просто понимание, чужая мысль, что проникла в голову.
— ДАЙТЕ. КАЖДОГО. ТРЕТЬЕГО. И. УБИРАЙТЕСЬ.
И тишина.
Да, отдай им треть воинов, они их перебьют, усилятся… И может многим это вполне покажется нормальным, ведь я спасу гораздо большее количество оставшихся, но внутреннее Я, то, что мы первое чувствуем, при озвучивании какой-нибудь проблемы, было настроено против. Моего авторитета и помощи других бойцов хватит, чтобы выдать чудовищам всех раненых, полуживых, но кем я тогда стану в собственных глазах? Спасителем остальных! Сомневаюсь. Можно сказать что это естественный отбор, но лучше уж дам шанс тем, кто пошёл за мной, умереть на полях сражений — глядя в лицо врага, кромсая его из последних сил в безвыходной ярости, чем дрожащими и преданными у жертвенных камней гиблого болота.
Да и спасу ли? Что мешает этим нелюдям (а сам кто?) мешает потом по пути напасть? Данное мне слово? Даже не смешно.
А раз пошли на переговоры, значит они слабы…