Покоренная горцем

— Как вам удаюсь заслужить его расположение? — тихо спросила Джиллиан, наблюдая, как спит ее дорогой друг.

— Я спас его от удара клинком в спину. От удара д'Арта.

Джиллиан удивленно взглянула на горца. Д'Атр? Подлый мерзавец! Ей следовало поблагодарить мистера Кэмпбелла. Она уже собиралась сделать это, когда он добавил:

— Он вернул мне долг чуть погодя.

— Я благодарю Бога за это… за вас обоих… Я имею в виду, что он… — Джиллиан нервно улыбнулась, поставила бокал на низенький столик и, помотав головой, откинула за спину свои густые волосы. И тотчас же воздух вокруг нее стал необыкновенно душным. — Это все виски… Я по большей части пью за ужином воду, поэтому не привыкла к последствиям крепких напитков.

— Вот и хорошо. Потому что этот напиток графа больше не пригоден к употреблению.

Джиллиан снова рассмеялась.

— Буду иметь в виду.

Он смотрел на нее некоторое время, потом резко выдохнул — словно решился на какой-то рискованный шаг.

— Когда я впервые увидел вас на башне… — Джиллиан беспокойно заерзала на диване. — У вас тогда был такой вид… Казалось, вы тоскуете о чем-то. О доме? А может, об отце Эдмунда?

— Я ни разу не вспоминала ни о доме, ни об отце Эдмунда за эти четыре года.

— Значит, о свободе? — допытывался горец.

— Просто детские фантазии. — Джиллиан пожала плечами и уставилась на свой бокал, стоявший на столике. — Ничего такого, чем стоило бы утомлять вас.

— Ах, значит, вам хочется оставаться загадочной. — На его губах заиграла лукавая улыбка, когда она посмотрела на него.

Боже милостивый, ну как может мужчина так быстро меняться? То он выглядит крайне опасным и непреклонным, а в следующий момент — бесхитростным и необычайно привлекательным.

— Боюсь, этот замок слишком мал для загадок, мистер Кем… Колин. — Собственная смелость заставила ее покраснеть. Когда же он пристально посмотрел на нее, она еще сильнее покраснела и прикрыла лицо ладонью. — Извините меня. Я не привыкла к тому, чтобы…

— Чтобы вас вытаскивали из кровати и подвергали допросу. Причем человек, которого вы едва знаете, — закончил он за нее, отводя взгляд.

Джиллиан хотелось, чтобы он снова на нее посмотрел. И не хотелось, чтобы он уходил. Но она знала, что он непременно уйдет, если она будет оставаться все такой же скованной и по-детски неловкой в его присутствии.

— Расскажите что-нибудь о себе, — сказала она поспешно. — И тогда мы узнаем друг друга получше.

Теперь пришла его очередь смутиться. Казалось, он тоже не хотел слишком уж распространяться о личном.

— Что бы вам хотелось узнать?

Джиллиан приподняла бровь, удивленная и заинтригованная его вопросом. Блюдо было пустым, и она могла заполнить его чем пожелает. Следовало ли ей расспросить о последних новостях из Англии? Или лучше спросить что-нибудь о нем самом, чтобы удовлетворить свое жгучее любопытство?

— Сколько вам лет?

— Двадцать. А вам?

— Девятнадцать.

— Вы жили в Глен-Орки, прежде чем стали наемником?

— Нет, моя родина значительно севернее.

— Я никогда не бывала в Шотландском нагорье. Там действительно так опасно, как говорят?

— Да, но там также очень красиво. — Что-то в том, как он произнес слово «красиво» — возможно, легкая задержка дыхания и теплота, появившаяся в его глазах, — заставило ее сердце затрепетать. И возможно, он все-таки находил ее привлекательной…

— А у вас есть кто-нибудь в Шотландии… кого бы вы называли «любимой»? — спросила вдруг Джиллиан. О Боже, она не собиралась позволять себе подобную дерзость!

Джиллиан потянулась за своим бокалом, но горец, склонившись над ней, остановил ее.

— Не надо. Не то утром у вас будет болеть голова. — Он накрыл ее ладонь своей, большой и теплой, покрытой мозолями от рукоятки меча, которую сжимал дни напролет, час за часом. — У меня никого нет, — продолжал он с улыбкой, такой нежной и интимной, что Джиллиан казалось, будто она тает при взгляде на него. И она молила Бога дать ей сил устоять — чего не удалось с Реджи.

Снова поставив бокал на стол, она высвободила пальцы из его руки.

— Вы так преданы мечу, что у вас нет времени для любви?

Колин вновь откинулся назад и уперся локтями в колени. Уставившись на рукоятки кинжалов, выглядывавших из его сапог, он немного подумал, затем ответил:

— Да, вы правы. Меч — моя единственная любовь. Я рос и достиг зрелости с клинком в руках.

Она взглянула на него из-под густых ресниц, и ее губы изогнулись в недоверчивой усмешке. Выходит, у него и в самом деле были секреты. А будет ли он откровенен, если она задаст ему вопросы… иного сорта?

— Надо думать, что человек, рожденный с мечом в руках, умеет пользоваться им с высочайшим искусством. Разве не так?