Покоренная поцелуем

Мария услыхала короткий, громкий смех, когда он наконец понял, на какой части его тела сосредоточилось ее внимание. Он выпрямился, штанина снова скрыла всю ногу, а собравшиеся возле его глаз насмешливые морщинки еще больше подчеркивали во взгляде что-то чувствительное, что-то первобытное. - в нем что-то затаилось, что-то настороженно ждало. Каждый квадратный дюйм на ее теле, каждый волосок, казалось, задрожал в ответ на этот вызывающий взгляд.

- А теперь я выпью свое вино, - пробормотала она, торопливо отворачиваясь от него, чтобы он не заметил похотливой реакции, отразившейся в ее глазах. Она присела возле огня и начала шарить руками в поисках горшка. Она тут же одернула их, нечаянно прикоснувшись пальцами к раскаленному металлу. Потом она все же взяла его в руки, поднесла к губам, несмотря на обжигающую его теплоту и толстый слой сажи, и радовалась этим неудобствам. Она была готова сделать все что угодно, - только бы усмирить незваный порыв, настойчиво влекущий ее все ближе к нему.

- Мария. - Его шутливость и веселость пропали. Он бесшумно подошел к ней и сел рядом на корточки.

Горшок дрожал в ее руках.

- Я и не предполагала, что у вас здесь топор, - прошептала она.

- Но это же хижина дровосека, Мария. - С невыразимой нежностью он, взяв ее рукой за плечо, повернул к себе. Теперь она сидела прямо напротив него. В его глазах пропал хмельной блеск, в них появилось какое-то серьезное, торжественное выражение, словно он хотел изучить каждый сделанный ею шаг, каждое произнесенное ею слово, чтобы постичь их тайный, скрытый смысл.

- Ну-ка расскажи мне все об этой ужасной опасности, - сказал он.

- Гилберт. - Она больше не могла выговорить ни единого слова, весь ее рассудок был поглощен изгибом его губ, когда он разговаривал с ней, его всклокоченной бородкой.

- Я так и думал. - Он, сосредоточив все свое внимание на огне, потянулся за поленом, затем длинной палкой разгреб раскаленные угли, и пламя вновь взвилось вверх, - в хижине стало светлее и жарче. "Значит, не только она со всем пылом отвечала на знаки его внимания", - подумала Мария. Вдруг она почувствовала, что ей слишком жарко. Она сбросила на пол плащ. Потом громко сказала:

- Гилберт поклялся сегодня утром приехать сюда и отрубить вам голову. Он хочет превратить ее в рождественский подарок для Вильгельма.

Ротгар задумчиво глядел на огонь.

- Мне нужно было предупредить вас, - продолжала она, охваченная внезапным отчаянием от того, что он наконец осознал всю опасность ее положения. - Я не могла допустить, чтобы вы, принимая смерть, думали, что я нарушила данное вам слово.

- Вы уверены, что Гилберту удастся взять надо мной вверх?

- Конечно, удастся. Он прибудет сюда в полной рыцарской амуниции, Ротгар, у пего есть пики, булавы, цепи. А вы сами только что сказали, что у вас нет оружия, кроме топора. - Она должна заставить его понять. - На самом деле, было бы лучше, если бы вы спаслись бегством, но раз вы себя покалечили, то придется остаться здесь и защищать себя чем попало.

Он громко рассмеялся.

- Мне, конечно, не стоило тратить столько времени на пустые разговоры с таким горьким пьяницей. Всю ее, казалось, терзал яростный гнев; она злилась на себя за то, что позволила себе растаять как жаждущая любви дурочка от его подогретых алкоголем нежных слов и подчеркнутого внимания; она злилась на него за то, что он опустошил весь бурдюк, не заботясь о том, в каком опасном положении оказался.

Он покачал головой.

- Боже, почему вы всегда такая серьезная?

- Но ведь вы сами сказали, что вам потребуется много времени вытаскивать топор. Вы сказали, что стали почти калекой. - Она показала на его лодыжку. Гилберт, конечно, не протрезвеет до восхода солнца, но вам нужно приниматься за дело немедленно.

- Мария, неужели никто прежде вас не поддразнивал?

- Поддразнивал? - переспросила она, опасаясь, что неверно поняла смысл сказанных слов.

- Да, поддразнивал, подтрунивал, шутил.

- Как можно шутить, когда ваша жизнь под угрозой, а ваши мозги насквозь пропитаны вином? - По собственному опыту Мария знала, что пьяные мужчины обычно шумят и смеются, рассказывают друг другу о своих героических подвигах, их темперамент переливался через край, и они, как правило, утрачивали контроль над собой. Здравомыслящие женщины в такие моменты стремятся уйти куда-нибудь подальше. Но веселый, добродушно поддразнивающий пьяница? Нет, такое просто невозможно.

И псе же, один из них сидел рядом с ней на корточках, в его голубых глазах отражалось пламя, поблескивали веселые искорки, а постоянно расплывавшиеся в улыбке уголки губ свидетельствовали о его чувстве юмора.

- Поддразнивание - это только одна сторона того удовольствия, которое получаешь от выпивки, - сказал он.

- Ну, а оборотная сторона, - это удовольствие, получаемое от метания топором в женщин, которые не причинили никакого зла?