Покоренная судьбой

Он кивнул, выражение его лица было серьезным и говорило о том, что произошло что-то ужасное. Я попыталась сесть. Папа и Амо одновременно потянулись ко мне, затем остановились, и их глаза встретились. Я ждала неизбежного, но папа с напряженным выражением лица опустился обратно и позволил Амо помочь мне сесть и я послала ему благодарную улыбку. Он слегка кивнул. Я знала, как дорого ему это стоило.

Мама зашевелилась на диване, и когда ее взгляд упал на меня, ее усталое лицо озарилось облегчением, она вскочила на ноги и бросилась ко мне, несколько раз поцеловала меня в лоб, прежде чем прислониться к папе. Под ее глазами залегли темные тени, и Амо, и папа не брились уже несколько дней. Темная щетина покрывала их подбородок и челюсть.

Амо смотрел на меня с нарисованными бровями, нежно потирая мою руку. — Как ты себя чувствуешь?

Его голос был осторожным и мягким, как будто слишком громко сказанное слово могло сломать меня.

Я не была уверена, что смогу говорить. В горле было сухо и слишком тесно, но после нескольких кашлей я выдавила первые неуверенные слова. — Жива. — Я думала, что умру. Это было похоже на смерть. Но я был здесь. — Где Невио?

В последний раз, когда я разговаривала с ним, мы поссорились. Возможно, он все еще был зол, хотя я не могла себе этого представить. Воспоминания после моего нападения были мутными. Возможно, он был там после этого, но я не могла собрать воедино кусочки своей памяти, чтобы понять смысл.

Другое, более вероятное объяснение, почему его здесь не было, заключалось в том, что он был в ярости и пытался убить всех, кто мог быть ответственен за случившееся.

— Он пьет кофе, — сказала мама. — Мы все не спали последние несколько дней.

— Дней? Как долго я была без сознания?

— Они держали тебя под наркозом пять дней.

Чтобы они так поступили, у меня должны были быть серьезные внутренние повреждения и, возможно, инфекция.

Смирись со своими страхами — так всегда говорил папа, но я была в ужасе, когда смотрела на свое тело и чувствовала толстые бинты вокруг живота, а моя нога была в гипсе.

— Ты знаешь, кто это сделал? — спросила я вместо более жгучих вопросов в моей голове.

Рот Амо сжался, в глазах блеснула ненависть. — Крессида.

Я кивнула, так как подозревала нечто подобное. Хотя у моей семьи было много врагов, время было слишком очевидным. Ревность или, может быть, ярость из-за потери ее положения в Фамилии были сильными стимулами.

— Не убивай ее от моего имени, хорошо? Я не хочу, чтобы кто-то умирал.

Амо опустил взгляд, мускулы на его челюсти напряглись. Я видела, как трудно ему было бороться за самообладание и острый страх распространился в моем теле.

Я повернулась к папе. — Папа.

Взгляд его глаз сказал мне, что спасать Крессиду уже поздно. — Что случилось? — Я посмотрела в сторону Амо. — Ты убил ее?

Амо покачал головой. — Я был на пути сюда, как только твой отец рассказал мне о случившемся, хотел быть рядом с тобой и с тех пор не уходил.

Ненадолго я закрыла глаза, осознание пришло. Я знала, кто был моим ангелом-мстителем, человеком, который с легкостью носил эту маску. — Невио.

Амо кивнул. — Он прилетел в Нью-Йорк через день после нападения и вернулся два дня назад.

Хотя я испытала облегчение от того, что не Амо убил собственную жену, что он обязательно сделал бы, если бы Невио не оказался быстрее, я почувствовала глубокую печаль по нему.

В конце концов, все эти убийства и ярость заберут последние остатки его света и погрузят его в вечную тьму. — Это сделает все еще хуже. Люди в Фамилии будут требовать крови.

— Они могут считать, что им повезло, что твой брат убил только эту женщину, а не всю ее гнилую семью. Это подождет позже, — прорычал отец.

— Не убивай больше людей ради меня. Одной жизни достаточно.

— За то, что ты потеряла, ее жизнь — недостаточное возмездие, — сказал

Амо грубым голосом.

Мои брови сжались. — Что я потеряла?

Амо отвернулся, выражение его лица было искажено чем-то очень темным. Папа поднялся на ноги и посмотрел на маму. — Фина, ты можешь?

Папа никогда не уклонялся от конфронтации.

— Смогу ли я когда-нибудь снова ходить? — Видя состояние моего колена, это было единственным объяснением их всепоглощающей грусти. Возможно, мое колено было разбито так сильно, что я никогда больше не смогу танцевать.

Мамино лицо смягчилось. — Да. Но врачи пока не могут сказать о балете. Потребуются месяцы, чтобы восстановить подвижность ноги. — Я поняла, что они еще многого мне не сказали.

Амо все еще сжимал мою руку.

— Может быть, вы оставите нас на минутку, — сказала мама

Амо и папе. Амо встретил мой взгляд, и от его взгляда тяжесть осела у меня в желудке. Он поцеловал тыльную сторону моей руки, затем мои губы, прежде чем подняться на ноги, и они с папой вышли из комнаты.

Мама опустилась на кровать рядом со мной, она взяла обе мои руки и крепко сжала их. — Твои травмы живота были серьезными. — Ее голос дрогнул, и она остановилась.

— Они не смогли спасти... им пришлось удалить твою матку.

Я моргнула, пытаясь понять маму. — Гистерэктомия?