Покоренная викингом

Она вся затрепетала, ей некуда было деться от его мускулистых бедер, от его сильных рук, от магнетической энергии его взгляда. Она сомкнула ресницы, но могла еще видеть его большую загорелую руку, которая двигалась по ее телу цвета слоновой кости. Она действительно ненавидела и его, и его руки, и свои ощущения, хотя они были совершенно новыми. Наслаждение неожиданно окутало ее. Ей казалось, что медленно разгорающийся огонь воспламенился в ней, и она не могла определить его источника. Потом она поняла, что пылает под его рукой, касающейся ее соска, а потом этот жар проник в то место между бедрами, которое было сутью ее женского естества.

- Пожалуйста... - прошептала она.

- Никаких пожалуйста...

- А что, если...

- Ты лгунья, Рианон, - сказал он ей, не переставая гладить ее.

Это было сумасшествие, это было великолепно, было божественная мечта, это было греховное наслаждение.

- Но...

Он натянуто улыбнулся:

- Прекрати свои протесты. Я не монах, и не собираюсь вести монашескую жизнь. И ты не такая уж желанная и нежная невеста. Тем не менее, мы скоро узнаем всю правду о твоей встрече с Рауеном в роще. Тебе нечего бояться. Хоть ты и называешь меня язычником, я не буду причинять вреда невинному младенцу. Если ты носишь семя другого мужчины, этот ребенок просто будет обещан святой церкви. Я никогда не убил бы ребенка, даже твоего.

- Я... Я не верю тебе, - она облизнула губы. Ее протесты были напрасны. Он скоро обнаружит сам, что ее свидание с Рауеном было вполне невинным.

Но даже если бы это было не так, с Рауеном она никогда бы не почувствовала того, что ощущала сейчас. Она любила Рауена, но его поцелуи и ласки не зажигали в ней такого странного ошеломляющего огня, как прикосновения этого ненавистного ей человека.

Он улыбнулся, и теперь это была странная, мальчишеская улыбка, задумчивая и печальная.

- У меня девять братьев и сестер. Шесть братьев и три сестры. Моя мать потеряла только одного ребенка, но и по нему она глубоко горевала, сильно и долго. Может быть, я и язычник, но меня всегда учили, что жизнь - это святыня, а особенно жизнь ребенка. Говоря по правде, Рианон, сначала я хотел оставить тебя в покое сегодня ночью. Да, я хотел сначала помучить тебя, а потом оставить нетронутой, пока не закончится война, и я смог бы убедиться, что земли, которые мне дал Альфред, завоеваны честно. Но я не верю, что ты действительно когда-нибудь имела любовника, и, поскольку ты наговорила на себя, теперь придется за это расплачиваться.

- За что расплачиваться? - выдохнула она. Свечи бросали на них отблески, и он выглядел угрожающе и в то же время привлекательно. Расплачиваться... таким образом? Она никогда не сможет признать мужем этого незнакомца, который так близко был от нее, этого викинга с золотыми волосами и бородой, с пронзительными северными глазами и тяжелым мускулистым телом. В нее снова закрался страх, она протянула руки к его руке, но быстро поняла, что это жест бесполезный. Его жилистая мускулистая рука была крепка, как сталь.

Он поймал ее запястья и держал их крепко над ее головой, лаская ее взглядом.

- Сегодня вечером, Рианон, многие могли бы умереть из-за твоей дерзкой насмешки. Договор - вещь ненадежная. Я приехал сюда, чтобы сражаться с Альфредом, потому что я верю в правоту его дела, и я верю, что он великий король, человек, который может сравниться с Аэдом Финнлайтом, моим дедом. Он мудр и религиозен, и он король-воин, безгранично смелый. Я приехал сюда, чтобы найти мое собственное место, обрести свою страну и свою крепость, и я не позволю ни тебе, ни кому-либо другому разрушить то, к чему я стремился всей душой.

Она поняла, что он говорит это со всей серьезностью. Его рот прильнул к ее губам. Его язык раздвинул ее губы и проник в глубину ее рта. Его язык ласкал ее, приводил в восторг... Он все глубже и глубже проникал в нее, прижимаясь к ее губам. В мерцающем свете свечи Эрик, казалось, украл ее сердце и душу, а потом вернул их ей, и снова забрал. Она старалась обуздать пылавший в ней огонь, но это ей не удавалось. Она хотела вывернуться, но не смогла, потому что поцелуй был сильный и требовательный, такой, что ей ничего не оставалось делать, как ответить на него.