Покоренный "атаман"

Гребешком по кроне прошелся ветерок, листья проснулись. Их слабый лепет напомнил Маше аплодисменты.

«Зритель меня принимает», — подумала Маша. И ей стало хорошо, покойно от этой мысли. Было приятно и радостно сознавать свою силу. Вновь и вновь просыпались в ней чувства, так знакомые артисту, чувства, идущие от сознания своей художественной правоты, своей одаренности. Именно одаренности!

Маша всегда была убеждена в приоритете природных данных над тем, что достигается трудом. Может быть, в технике труд играет главную роль, но в искусстве бесталанный и трудом ничего не возьмет. Иной артист годами играет одну и ту же роль — и хорошую роль! — каждое движение отработал с большой тщательностью. И данные у него есть, и голос, и фигура, и лицо, но зрителя покорить не умеет. Не может постигнуть правды реальной жизни. И никто не знает, где та черта, за которой кончается исполнение роли и начинается на сцене жизнь — та самая правда, которая волнует людей, выжимает смех и слезы. Не знала этого и Мария — не знала, хотя и много размышляла над природой искусства. Но стоило ей выйти на сцену, как она начинала играть по своим едва осознанным, но единственно возможным и, следовательно, единственно верным законам.

«Да, конечно, — говорила себе Маша, — у меня есть дар, пусть небольшой, но дар, способность, может быть, даже талант».

С тех пор как ушла от Каирова, она все чаще задумывается о своем месте в искусстве, о ролях, о своей игре. Василек в недельном детском садике, живет за городом, в лесу, — ему там хорошо, и это успокаивает Машу.

Растворила окно, легла в постель. Слышала, как за окном на столбе поскрипывал на ветру фонарь. Но что за тень появилась на стене? Она медленно движется от угла к двери. Склоненная на грудь голова…

Мария Павловна сбросила одеяло, подошла к окну. И увидела человека. Он шел по тротуару у края сквера, за дорогой. Ни на что не смотрел, никуда не торопился. Шел так, словно никто не ждет его и ему некуда идти. Мария долго смотрела ему вслед. Смотрела и тогда, когда тень на стене исчезла и человек растворился в темноте.

Глава пятая

Женя Сыч заболел. Ехал на работу в корреспондентский пункт и временами украдкой ощупывал голову, старался определить, где, в каком месте она болит сильнее.

Женя мнителен. Каждый пустяк выводит его из равновесия. Нелюбезно обошелся с ним редактор, случилась опечатка в его статье — Женя не находит места.

Воображение создает невеселые картины, являются догадки, сомнения — покоя как не бывало. А тут — болезнь!.. Конечно же, ни с того ни с сего голова не станет раскалываться на части. Тут непременно начинается что–то серьезное.

Корреспондентский пункт словно боевой штаб: с утра и до вечера здесь толчется народ. Едва корреспондент подошел к подъезду, как его обступили несколько человек. Сопровождаемый ими, Женя прошел в свою рабочую комнату.

— Садитесь, пожалуйста. Садитесь, товарищи!..

Зазвонил телефон. В трубке сквозь треск и шум раздался голос:

— Товарищ Сыч? Тьфу, черт, какая скверная слышимость!.. Я начальник шахты «Зеленодольская» — доносилось сквозь треск. — Мы тут электронный прибор установили, а нам предлагают его выбросить. Говорят, незаконнорожденный прибор, никем не утвержденный.

— Прибор–то хороший? Нужен он шахте?

— Как раз то, что надо. Помогите нам. Приезжайте!..

— А вы доложите председателю совнархоза — мол, так и так…

— Пробовали, — кричал начальник шахты, — но к председателю не попадешь, а угольное управление жмет. Говорят, недоделан прибор. Нам–то лучше знать, доделан он или недоделан.

Сыч записал в блокнот: «Зеленодольская». Прибор. Совнархоз». Сунул блокнот в карман, сказал сидевшей у стола женщине:

— Ну, рассказывайте, что у вас случилось?..

Одни просили защитить старые дома, подлежащие сносу, другие жаловались на суд, принявший неверное решение. И все требовали вмешательства газеты. Иные добавляли: «Тут только газета и сумеет помочь».

Звонили телефоны. Они бы звонили до самого вечера, и до вечера шли бы люди в корреспондентский пункт, но Сыч встал из–за стола, решительно одернул пиджак новенького зеленого костюма. На сегодня довольно: он уже пообещал съездить в три места. Где они, эти места?..

Одно, кажется, у лешего на куличках, другое тоже далеко.

Вначале Сыч едет на шахту «Зеленодольскую». Благо, у него есть собственный «Москвич» — подарок отца, известного на Украине ученого.

Сыч хоть и недавно работает в газете — всего лишь год, — но знает — изобретательские дела вязкие, нудные, в них участвует много маленьких и больших людей: одни говорят за, другие — против. Попробуй тут разберись!

Эх, жизнь на колесах! Петляет Евгении Сыч по шахтам, заводам, колхозам, и нет его дорогам ни конца, ни края. А эти изобретатели — странный народ…

Машина выкатилась на бугор и пошла по склону. Женя перенесся мыслями на шахту «Зеленодольскую». Редактор, назначая его корреспондентом по крупному шахтерскому району, сказал: «Зеленодольскую» ты должен знать назубок: людей, технику, проблемы. Там будет проводиться важный эксперимент: автоматизация выемки пласта крутого падения.