– Я и не думал вырывать у нее волосы, – объяснил он отцу спустя мгновение. – Это было бы плохо с моей стороны. Я всего лишь слегка потянул.
– Ты неисправимый озорник, – сказал отец, взяв его за руку и двинувшись вверх по тропе, ведущей в замок. – В следующий раз считай до десяти, прежде чем озорничать.
Джон усмехнулся. Его самым честолюбивым устремлением было походить на отца во всех отношениях. Ну и немного на деда, герцога, потому что ему нравилось слушать истории, которые рассказывал его светлость.
Но главным образом он хотел быть похожим на папу.
– Может, мне прооперировать следующую лягушку, прежде чем вскрывать ее, – предложил он. – Или наложить ей гипс на лапку. Мы могли бы притвориться, будто она слишком высоко подпрыгнула и сломала ее.
– Хммм, – отозвался отец, и Джон понял, что он снова смотрит на маму.
Она все еще обнимала Эви, которая продолжала всхлипывать, хотя Джон отлично знал, что не причинил своей сестренке боли.
– Ты очень любишь маму, да? – спросил он, дернув отца за руку, чтобы привлечь его внимание.
– Да, – отозвался тот. – Определенно.
– А она любит тебя, – с удовлетворением отметил Джон. Ему нравилось, чтобы все было четко и ясно в его голове.
Его мать рассмеялась.
– Я действительно люблю твоего отца, Джонни.
Он нахмурился.
– Это детское имя. Я уже не ребенок.
– Извини, – сказала она, коснувшись пальцем его носа.
– Но если ты любишь его, – сказал он, повернувшись к отцу, – а она любит тебя, и вы любите нас, зачем вам еще кто-то? – Ему говорили, что в животе у мамы есть еще один ребенок, но это казалось нелогичным, даже если ее живот стал круглее, чем раньше.
Его мать улыбнулась, а затем взяла его за свободную руку.
– Любить друг друга – вот что лучше всего получается у нашей семьи.
С точки зрения Джона, это звучало нелогично. Вскрывать людей – вот что лучше всего получалось у его папы. Но какой смысл беспокоиться раньше времени, и к тому же…
Пожалуй, все вчетвером они могли бы потратить немного любви и на ребенка.
Если только не родится еще одна девчонка.