— Скорее всего, пятьдесят тысяч. Шестьдесят, если ты подождёшь.
— Эта машина в салоне стоит сто двадцать тысяч! — говорю я слишком громко. Пожилая леди, выгуливающая своего пуделя, осуждающе хмурится, когда проходит мимо меня. — Как она может потерять половину своей стоимости за... что, шесть месяцев? — выплёвываю я.
— У тебя мало наличных денег? — Его голос низкий и серьёзный.
— Нет, это сложно объяснять. Послушай, просто... можешь позвонить? Мне нужно, чтобы всё прошло быстро, хорошо?
— Конечно. Я попрошу Тима заказать тебе номера?
— Номера?
— Да, у тебя частные номера, Лиллс. С ними ты не сможешь продать машину. Я попрошу, чтобы их поменяли местами, — объясняет он.
— Ох, да. Конечно. Спасибо.
— Ты уверена, что у тебя нет проблем? Ты же знаешь, Лиллс, я дам тебе деньги в любой момент.
Я улыбаюсь. Как же я люблю своего брата.
— Нет, Гарри, всё хорошо. Просто мне больше не нужна машина, — лгу я.
— Бред собачий, — смеётся он.
— Ладно, она мне нужна, но я не хочу воспоминаний. — Это хорошее объяснение. Я не могу сказать ему правду, потому что он подумает, что я ненормальная.
— Хорошо, — спокойно говорит он. — Я сделаю несколько звонков и перезвоню тебе позже.
— Спасибо, Гарри. Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя. — Он кладёт трубку. Я выдыхаю. Ненавижу лгать моему брату, но это довольно безобидная ложь.
Боже, я чувствую себя дерьмово. Мне нужно пойти домой и отоспаться.
Прежде чем отправиться домой я делаю ещё один звонок в Южный Реабилитационный Центр.
После обеда я, наконец, падаю на кровать. Господи, обычно я даже не встала бы с постели в день похмелья. Моя бедная голова чувствует, что вот-вот взорвётся. По мере того, как напряжение спадает, мои мысли возвращаются к сегодняшнему утру. Я засыпаю с мыслями о блестящей, покрытой испариной груди Тео.