Покоренный

— Спасибо. — В сумке у Молли начинает звонить телефон, взрывая тишину какой-то рок-музыкой. Она отвечает и хмурится ещё больше. В тишине комнаты я слышу, как Джордж кричит на другом конце.

— Я не знаю, чем ты сейчас занимаешься, но тебе нужно немедленно вернуться домой, — срывается он.

— Зачем? Что происходит? — спрашивает она.

— Это Лилли. Она, бл*дь, слетела с катушек. Я не знаю, что делать. — Он в панике.

— Ладно, просто держись, Джордж. Я уже еду. — Она встаёт, схватив свою сумку, одновременно нажимая на отбой.

— Мне нужно идти, — произносит она, бросаясь к двери.

— Я с тобой, — говорю я.

Она хмурится.

— Тео, я очень ценю твою помощь, но не думаю, что это хорошая идея.

— Я еду, Молли. — Я не оставляю места для спора.

Я паркуюсь возле квартиры Лилли. Выскакиваю из машины и бегу к подъезду, опередив Молли.

Делаю глубокий вздох и стучу в дверь. Дверь распахивается, обнаруживая очень бледного Джорджа.

— Ох, чёрт возьми, мужик, не сейчас. — Он пытается захлопнуть дверь, но я упираюсь рукой и открываю её.

— Где она? — реву я.

— Послушай, я знаю, что ты любишь её, и я обычно на твоей стороне, но сейчас не то время. — Он стискивает челюсть и пытается закрыть дверь.

— Где она?

— Тео, серьёзно, она не захочет, чтобы ты её увидел в таком состоянии. — Его глаза умоляют меня уйти. Рациональная часть моего мозга понимает, что это лучшая вещь, которую я могу сделать. Эгоистичная же часть твердит, что мне нужно её увидеть, сейчас мне нужно быть рядом с ней. Мимо меня в квартиру влетает Молли, широко распахивая дверь.

Мои глаза широко раскрываются, по мере того, как я осматриваю квартиру. Аудиосистема разбросана по всей комнате. Куча разбитых стаканов возле барной стойки. То, что выглядит как красное вино, сейчас разлито по рабочей поверхности, тонкой струйкой стекая на пол. Стеклянный журнальный столик превратился в тысячу осколков, разбросанных по всей гостиной. Среди этого хаоса из стекла на полу сидит Лилли, и то, что я вижу, разрывает меня на части. Её руки и белая майка, в которую она одета, покрыты кровью. Колени прижаты к груди. Она обхватывает их руками, и кровь течёт по её лодыжкам. Но больше, чем всё это, меня беспокоит её лицо. Такой красивый подбородок Лилли опущен, черты лица искажены, боль и темнота уже полностью завладели этими прекрасными чертами. Она выглядит сломанной, и когда я говорю «сломанной», я имею в виду такую степень отчаяния, из которой невозможно выбраться, такую безысходность, которая меняет человека. Её глаза смотрят в никуда, просто застыв в одной точке.

— Святое дерьмо, — шепчет Молли. Она осторожно идёт к Лилли. — Лиллс, ты в порядке? — спрашивает она, и её голос слегка срывается. Это глупый вопрос. Любой, кто посмотрит на её глаза, скажет, что сейчас она далека от нормального состояния, не говоря уже о том, что у неё отовсюду течёт кровь. Молли не получает ответа. Лилли просто продолжает безучастно смотреть в пустоту.

Я приближаюсь и становлюсь перед ней на колени.

— Лилли? — Она не двигается. Такое ощущение, будто её тело и разум просто отключились. Я глажу её по щеке, но она даже не реагирует на моё прикосновение. Моя прекрасная, сильная, смелая Лилли доведена до ужасного состояния, и от этого так больно, что я едва могу дышать. Я встаю и отворачиваюсь. Делаю глубокий вздох. Сжимаю переносицу, потому что мои глаза начинает покалывать. Мне нужно взять себя в руки любым способом, последнее, в чём она нуждается – это жалость.

Я поворачиваюсь обратно к Лилли, она по-прежнему не двигается.

— Молли, ты можешь принести мне тёплую солёную воду и ватные салфетки? — Я не отрываю глаз от её съёжившегося тела.

— Да, конечно. — Голос у Молли тихий и хриплый.

Я снова опускаюсь на колени перед Лилли.

— Лилли, мне нужно очистить твои руки. — Молчание, никакого ответа. Я осторожно обхватываю её тонкие запястья, и отстраняю их от ног. Она не сопротивляется. Одна ладонь вся покрыта стеклянными осколками. Я вздрагиваю при виде этого. Я начинаю вынимать из её ладони крошечные кусочки стекла, она не двигается.

— И пинцет, — говорю я Молли.

В середине ладони Лилли застрял огромный осколок стекла. Я смотрю на неё, она всё ещё в прострации. Вытаскиваю осколок, съёживаясь от мысли, насколько это должно быть больно. Она даже не вздрагивает. Я сглатываю комок в горле и продолжаю работать. Смотрю на розовый шрам, который тянется от запястья через всю ладонь, болезненное и суровое напоминание о том дне, когда я её потерял.

В конце концов, мне удаётся удалить стекло, вымыть и перевязать Лилли руки.

— Нам нужно переместить её отсюда, — обращаюсь я к Молли и Джорджу, они оба выглядят почти такими же сломанными, как и Лилли. Их лица – это ужас и беспомощность. Джордж только кивает головой.