— Подожди, — наконец доходит до меня. — Что ты сказала? Что произошло? — непонимающе переспрашиваю я.
Хозяйка тяжело вздыхает и, помедлив, грустно отвечает:
— Отравили, — она делает паузу, словно размышляя достаточно ли мне короткого ответа, но спустя пару секунд продолжает: — Не только тебя… Но выжил ты один.
Ее слова вводят в ступор. Молчу, переваривая информацию. Как так — отравили? За что? Почему? Попав на остров, я предполагал, что будет нелегко, но чтоб лишать жизни… без причин. Да что вообще здесь происходит? Почему убить человека, не выходящего за пределы дома, в котором он живет, так легко? Зачем тогда охрана? Куда она смотрит? Шквал возмущения и злости накрывает вмиг. Угрюмо гляжу в глаза хозяйки. Было бы во мне больше сил, наговорил бы... много чего.
Девушка, совсем не долго выдержав на себе мой тяжелый взгляд, виновато опускает глаза. Она выглядит очень подавленной и грустной. Видеть ее такой непривычно, и даже как-то неправильно. Всегда собранная и сдержанная хозяйка, выглядит надломленной и подавленной. От осознания этого факта, что-то внутри меня замирает, в предвкушении бури. Тонкие кисти рук опускаются на колени девушки, теребя кончики шелкового халата, но уже через миг она сжимает их в кулак.
— Прости, — бросает хозяйка, вновь поднимая на меня взгляд, полный решимости и горечи. — Тебе нужно отдыхать. Зайду позже.
Это длиться лишь секунду, но мне хватает мгновения, чтобы успеть заметить целую гамму эмоций, сменяющихся одна другой: грусть, растерянность, ненависть, злость. Стараясь скрыть от меня все это, девушка отворачивается, а затем быстро встает с кровати, и поспешно выходит в коридор, приложив слишком много силы, чтобы закрыть за собой дверь.
Как и обещала хозяйка, каждое последующее утро приносит облегчение. Вот и сегодня, просыпаюсь очень уставшим и слабым, однако жар спадает окончательно, и мне становится намного лучше. Да и Амалия позволила самостоятельно вставать с постели.
Понемногу я возвращаюсь к привычной жизни. С удовольствием принимаю душу, стараюсь побыть под стремительно падающими каплями, как можно дольше. Смыть с себя все, за те дни, когда меня лихорадило. Хозяйка любезно предоставила мне свою спальню в личное пользование, не отправила к себе, не оставила одного.
Все ночи и дни, что я пробыл в бреду, она находилась рядом. Я не был обделен ее заботой и вниманием. Девушка старательно ухаживала за мной, отпаивая лекарствами и микстурами, помогала справиться с жаром, делая компрессы. Это позволило мне увидеть ее другую сторону. Мое отношение к ней поменялось: помимо негодования, раздражения, влечения, частого непонимания, пробудились уважение и благодарность.
Меня по-прежнему терзает незнание, злят халатность службы безопасности и молчание девушки. Однако я прекрасно понимаю — требованиями дело не решить и правды не добиться. Постепенно я успокаиваюсь, решая действовать сдержанней. Выйдя из душа и одевшись, с уже более приподнятым настроением, возвращаюсь в комнату хозяйки, попутно обтираясь полотенцем, и поспеваю к завтраку.
Мне прописана особая диета — каши, бульоны, чай… Ничего тяжелого, но это можно пережить. Погода за окном чудесная, и хозяйка решает поесть на террасе, объясняя это тем, что мне полезен свежий воздух и, конечно же, врачи рекомендуют. Я не спорю. Слуги суетливо накрывают столик на двоих. Звук звякающих тарелок доносится через открытую дверь балкона, пока я привожу себя в порядок, а хозяйка читает газету. Наконец нам сообщают, что все готово, и вместе с девушкой мы идем на свежий воздух.
Вид с террасы ничуть не изменился с тех пор, как я был здесь в последний раз: тот же красивый зеленый парк с аккуратно подстриженными газонами и кустарниками различных форм. Все пестрит цветами, очень гармонично подобранными в цветовой гамме, разносится звонкая трель птиц, — все это осталось прежним. Обвожу взглядом дворик, пока устраиваемся на стулья в тени балкона, и возвращаю свое внимание к девушке напротив. Она накладывает себе омлет, наливает в стакан сок, старательно избегая моего взгляда.
Опускаю глаза в собственную тарелку с манной кашей и, взяв в руку ложку, безо всякого интереса приступаю к предложенной еде, предварительно посмотрев на нее настороженным взглядом. Ведь мне до сих пор так и не сообщили, как именно меня отравили.
Медленно пережевывая пищу, кошусь на хозяйку. Сейчас при свете дня, она выглядит слегка осунувшейся, под глазами залегают темные круги. Девушка задумчиво жует и продолжает внимательно изучать газету, которую ей любезно подали перед завтраком. Сейчас, вот так вот, разглядывая ее, такую уставшую и слегка потрепанную, вновь понимаю, что мое отношение к ней действительно поменялось. Раньше я считал ее взбалмошной, капризной, высокомерной… какой угодно, но после лихорадки, когда, выплывая из туманящего сознания бреда, я находил ее подле себя, заботливую, переживающую и грустную, невольно проникся признательностью.