Восемнадцатичасовая операция прошла успешно. Усталый хирург пообещал, что дедушка будет жить, но честно предупредил, что предстоит долгая реабилитация.
На радостях я обняла врача, сжав изо всех сил. Он откашлялся и отступил, извинившись. Я записала его номер телефона и маякнула сразу же в ответ, чтобы записал мой номер.
Хотелось потом поговорить позднее, обсудить последующее наблюдение и лечение деда. Пока же наседать на него не стала, хирург и так задержался на смене дольше положенного. Операция была экстренной, отказаться или отсрочить было нельзя.
— Вы человек! Человечище… Дай вам бог здоровья! А можно… Можно мне к деду на минуточку?
— Он в реанимации. В себя не пришел, — выдохнул врач устало.
— Пожалуйста, Александр… Васильевич!
Врач вздохнул, махнул рукой.
— Пройдемте. Проведу. Только халат наденьте, — скользнул взглядом по фигуре. — И только на минуту. Ясно?
— Ясно-ясно…
***
Вернулась к себе уже под вечер, едва переставляя ноги от усталости. Хотелось только одного — умыться и лечь спать. Наверное, на диван. В спальню не пойду. Я так и не прибрала после Громова. Просто не успела, мне позвонила тетка и сообщила, что деду плохо.
Поэтому я не сменила постельное белье, и вся комната, наверное, до сих пор пахла нашим сексом.
Надо поставить дополнительный будильник, чтобы не проспать.
И спросить у Грома, на какой день перенесли заключительную презентацию, и…
В голове строем закрутились мысли о работе.
Усталый мозг радостно перерабатывал полученную пищу и словно отдыхал, перебирая привычные рабочие задачи.
Тут все понятно и просто. Четко. Есть система.
В жизни же — сплошной бардак.
Я, кажется, начала понимать Громова и его образ жизни — редкие, но затяжные загулы, срывы… Просто, чтобы нахвататься впечатлений, и снова вернуться в ту среду, где даже самая сложная задача — решаема, если разобрать ее на составляющие.
— Виолетта Павловна? — просипел голос в коридоре подъезда.
Я чуть сердечный приступ не схватила, когда из дальнего угла подъезда поднялась фигура в просторном спортивном костюме и двинулась ко мне шаркающей походкой.
— Что вы хотите? Кто вы?
Я крепче сжала сумочку от Guess. У нее такие плотные, острые углы. Клянусь, отфигачу сумкой, если понадобится!
Кто он такой? Лицо капюшоном скрыто. Отброс? Вроде не похож. Спортивный костюм — фирменный, на ногах тоже оригинальные найки.
К тому же откуда отбросам знать мое имя-отчество?
— Кто вы такой? — еще раз требовательно спросила я.
— Держите…
Мужчина сунул левую руку в карман, вытащил из него две пачки купюр, протянул мне. Движения вялые, кое-как. Из-за сильно опухших пальцев, которые выглядели так, будто побывали в мясорубке. Правая рука вообще странно к телу прижата.
— Это ваше. За операцию… — прошамкал.
— За операцию?
До меня дошло.
Я быстро сдернула капюшон с головы мужчины и с огромным трудом узнала в опухшем, почерневшем лице черты Ширликова — того самого врача и директора клиники, куда я обратилась для восстановления слуха дедушки. Смазливое лицо красавца превратилось в отбивную.
— Держите. И простите, пожалуйста, за все, — кивнул осторожно и попятился, снова накинув на голову капюшон.
Я автоматически спрятала деньги в сумочку — даже навскидку там гораздо больше... Я в шоке молча смотрела, как он уходил — едва переставляя ноги, поскуливая, как побитая собака.
Еще эти ссадины на все лицо, как будто его по асфальту протащило…
***
Просыпаться утром было не сложнее, чем всегда. Гораздо сложнее было поехать на работу, как ни в чем не бывало.
В памяти был жив наше секс с Громовым. Ох, еще бы он не был жив в памяти! Как говорится, когда забывать-то, если он мне всю ночь бесстыже снился, а в телефоне еще красовалось это его откровенно-пошлое сообщение с претензией.
Я надела черно-белый комбинезон, приготовленный заранее, и накинула сверху блейзер, потому что у комбинезона по бокам в области талии, перехваченной белым поясом, были вырезы.
Это всего лишь работа, напомнила я себе, входя в приемную.
Работа, за которую мне чертовски хорошо платили всегда, а сейчас, после моей небольшой махинаци, так вообще…
Но, наверное, стоило бы для начала отнести приказ в бухгалтерию. С каменным лицом…
Если Громов не подсуетился заранее, разумеется.
Хотя, если быть откровенной, я могла упрекнуть своего начальника во многом, кроме одного — жадности. Он никогда не жадничал, был со мной щедрым.
***
Обычная рутина успокаивала. Правда, сегодня мне дольше, чем обычно, приходилось наводить порядок на рабочем столе и в бумагах Громова. Вот это, например, еще только стоило разобрать и оцифровать — заметки по текущему проекту с китайцами, оставленные Громовым на обратной стороне тезисного доклада к презентации, подготовленной мной. Закорючный, бисерный почерк Громова я уже знала, как свой, плюс знала, как он разбрасывал заметки. Поэтому без труда разбиралась в этом, кажущемся на первый взгляд, хаосе.
Даже испытала какое-то удовольствие, погрузившись в его творческий, но такой прекрасный бардак.
***
Громов появился к обеду, приветствовал меня небрежным кивком. Руки засунуты глубоко в карманы просторных летних брюк.