Арджуна увидел, что давно вынашиваемые им мечты близки к исполнению. Он добьется реформы устава общества, показав всем, какую опасность представляет тайная и бесконтрольная власть, уничтожит комитет Трех и совет Семи, заменив его советом из двенадцати сменяемых членов с браматмой во главе, которым будет управлять по своей воле. Тогда в руках у него окажется власть, а самое главное, возможность встать во главе будущего восстания, которое должно навсегда освободить Индию от ненавистного английского ига… Надо было действовать быстро и чрезвычайно осторожно, ибо при малейшем подозрении, учитывая его отношения с советом Семи, он разделит участь своего предшественника в башне Усопших. Но прежде чем предпринимать что-либо, он должен был выяснить дальнейшие намерения своих врагов.
Арджуна ловко выспросил у сторожа все, что тот знал. Хамед рассказал, как во время собрания незнакомый голос пообещал спасти его, приказав явиться в назначенный час к башне Усопших и пригрозив самой страшной карой, если он осмелится ослушаться и не придет.
Браматма сразу понял, что именно здесь и была загвоздка. Должно быть, старший из Трех нуждался в очень большой услуге со стороны сторожа, раз приказал Уттами убить англичанина, лишь бы спасти негодяя. Он догадался, зачем факир тайком покинул зал, от слуги до хозяина был один шаг, и браматма узнал во всем этом деле руку председателя комитета Трех и совета Семи, то есть самого заклятого своего врага.
Теперь надо было немедленно выяснить, о чем старший из Трех будет говорить со сторожем. Без этого браматма не мог прийти к окончательному решению, не мог выработать план действий. Он заставил сторожа дать страшную клятву, что тот расскажет ему обо всем, что произойдет во время свидания. Браматма потребовал от Хамеда не открывать ни одной живой душе того, что решено между ними, и пригрозил — ибо понял, что воздействовать на мерзавца, как и на всех трусов, можно только страхом, — что в случае неповиновения отдаст его живым на съедение красным муравьям — пытка долгая и мучительная.
Сторож, счастливый, что дешево отделался, рассыпался и уверениях преданности. Он увидел смерть так близко, что решил при первой же возможности скрыться в какой-нибудь отдаленной провинции, где его не могла настигнуть месть ни тех, ни других, ибо прекрасно понимал, что, служа англичанам и Духам вод, рано или поздно погибнет на виселице или от кинжала. Пока же он давал любые обещания и клятвы, которые от него требовали.
Когда сторож вышел от браматмы, тот приказал Утсаре:
— Ступай за этим человеком и следи за ним, я должен знать обо всех его поступках. Непременно будь сегодня вечером при его разговоре со старшим из Трех. Свидание назначено среди развалин, и ты найдешь способ спрятаться так, чтобы все слышать.
— Повинуюсь, господин, — просто ответил факир и поспешил вслед за ночным сторожем.
Удалившись в комнату, служившую ему кабинетом, Арджуна долго думал о борьбе, которую решил начать, поставив на карту жизнь. Браматма был человеком выдающимся, его способности равнялись его гордыне. Это чувство было скорее осознанием собственных достоинств, которые до последнего времени признавались всеми. Совет Семи и даже тайный трибунал не предпринимали ничего, не посоветовавшись с ним. Ситуация изменилась всего несколько месяцев назад, и странное, необъяснимое дело: несмотря на то, что комитет Трех ежемесячно обновлялся и всякий раз менялся и его председатель, каждый новый член, казалось, наследовал ту же ненависть к браматме и относился к нему все с тем же презрительным высокомерием.
Правило, по которому верховный вождь не должен присутствовать на заседаниях тайного совета, на самом деле никогда не применялось к Арджуне, можно даже сказать, что оно существовало лишь для того, чтобы совет мог собраться без браматмы, если того подозревали в измене. Эта исключительная мера никогда не применялась против Арджуны, как вдруг однажды старший из Трех после очередного обновления трибунала объявил ему, что совет Семи намерен строго придерживаться всех правил и что ему впредь запрещается не только присутствовать на заседании Трех и Семи, но и принимать какие бы то ни было меры, ибо высший совет решил взять на себя все решения и ответственность за них.
С тех пор Арджуна превратился в простого исполнителя решений обоих советов. Их члены подчеркнуто не имели с ним никаких отношений, передавая ему свою волю через факиров.
Он подумал сначала, что в совете Семи у него появился враг, который постепенно заразил своей ненавистью всех остальных. Но когда совет, избиравшийся на три года, полностью обновился — по крайней мере браматма полагал, что закон строго соблюдается, — а отношение к нему осталось прежним, сделавшись еще более оскорбительным и враждебным, в душу его закрались смутные подозрения. Непонятная снисходительность совета по отношению к сторожу еще больше их усугубила.