Покоритель джунглей

Полученные новости совершенно сразили де Марси и де Лотрека и глубоко разочаровали солдат, ибо Бертье, скрыв до поры до времени вторую часть телеграммы, немедленно отправился к губернатору и полковнику и сообщил им о своем назначении.

Все свершилось самым учтивым образом, и в девять часов с четвертью Бертье, точно выполнив приказ, принял командование полком.

Губернатор не захотел отменять бал, и вечер все-таки состоялся, но, как мы видели, он с трудом подчинялся требованиям этикета, и мы стали свидетелями его встречи с полковником.

— Я разделяю ваше нетерпение, дорогой друг, — ответил де Марси, — и прошу вас не называть меня в дружеской беседе губернатором, тем более что этот титул мне принадлежит всего лишь наполовину, поскольку я заменяю вашего друга де Монморена, а через несколько дней он и вовсе не будет иметь ко мне никакого отношения, ибо я возвращаюсь во Францию, кажется, по моей собственной просьбе, — поразительный эвфемизм, особенно если учесть прямой и грубый приказ о возвращении.

Молодой губернатор — ему было около тридцати — произнес эти слова тоном, полным горечи. Потом, помолчав, добавил:

— Не угодно ли вам пройти в мой кабинет, там нам будет удобнее беседовать.

— Охотно, дорогой друг, — ответил полковник.

И он прошел за губернатором в комнату, служившую курительной и кабинетом.

— Ну что ж! — промолвил де Марси, как только за ними закрылась дверь. — Какой неожиданный удар для вас и, главное, для бедного Монморена!

— Здесь, разумеется, не обошлось без подлой измены.

— Я сразу об этом подумал.

— Вы никого не подозреваете?

— Нет. Разве что старого служаку Бертье?

— Не думаю, что он на это способен. Подобное поведение недостойно офицера.

— Пф!.. Чтобы добиться чина полковника? Вы же знаете, в будущем году его увольняют в отставку в чине майора. Если это Бертье, то он вовремя взялся за дело.

— Я продолжаю думать, что он здесь не замешан, это храбрый вояка, добрый и бесхитростный малый, подобные качества плохо сочетаются с подозрительным и изворотливым поведением доносчиков.

— Простите, что я заподозрил Бертье, я, кстати, очень мало его знаю. Как бы там ни было, провал стал возможен лишь в результате доноса, причем доносчик был прекрасно информирован. Теперь нам остается только подчиниться.

— А я так радовался возможности хоть немного отплатить проклятым англичанам за причиненное нам зло. Вы верно сказали, осталось только подчиниться… И тем не менее, если захотеть…

— Поясните вашу мысль.

— Если б мы договорились между собой, мы могли бы сказать, что телеграмма пришла через час после отправления полка. Такой прекрасный случай больше не представится.

— Со своей стороны я готов сделать то, что вы хотите, но надо привлечь на нашу сторону Бертье. Вы думаете, это возможно?

— Нет. Вы знаете, Бертье прошел весь путь, от рядового. Он из тех старых служак, которые слепо подчиняются приказу и никогда не уступают, в особенности если исполнение приказа сулит им чин полковника, на который они не смели надеяться. Не стоит на него рассчитывать. Но можно обойтись и без него.

— Я вас не понимаю.

— Менее часа назад ко мне пришли четыре капитана из ветеранов полка и сказали, что намерения офицеров и солдат не изменились и что, если я соглашусь встать во главе их, все последуют за мной с барабанным боем.

— И что же вы ответили?

— Я попросил время на размышление до полуночи. Что вы мне посоветуете?

— Право слово, поскольку вы заранее решили пожертвовать своим положением, на вашем месте я бы согласился.

— В добрый час! Прекрасно сказано! В тот день, когда мы вернем Франции не только ее бывшие владения, но и протекторат над Бенгалией и Лахорским королевством, которые оставим Нана-Сахибу, какой мы себя покроем славой!.. Надо только отвлечь Бертье, чтобы он не вставлял нам палки в колеса. Я его знаю, если он застигнет нас в момент ухода и его новый полк откажется ему повиноваться, он застрелит меня…

— Если вы ему позволите.

— Разумеется! Но представляете, какая бы поднялась шумиха. Лучше избежать скандала. Займите его чем-нибудь до двух часов ночи, этого мне вполне достаточно, потом он найдет казармы пустыми.

— Беру это на себя.

— Ну, господа англичане, вы узнаете, почем фунт лиха! Для начала, как сообщил мне посланец де Монморена, мы должны арестовать генерал-губернатора сэра Джона Лоуренса — он в Биджапуре, в сопровождении небольшой охраны. Это было бы прекрасным началом кампании.

— Мой дорогой полковник, уже почти полночь, каждая минута дорога. Если вы хотите забрать с собой двенадцать пушек из казармы и двадцать четыре — с бульвара Шаброля, вам нельзя терять время.

— Я покидаю вас, дорогой друг. Да поможет мне Бог добиться успеха! Я охотно отдам свою жизнь, лишь бы французский флаг развевался над Мадрасом, Бомбеем и Калькуттой.

— Обнимемся, Лотрек. Кто знает, придется ли нам еще свидеться!

Они крепко обнялись и расстались сильно взволнованные.