Покоритель джунглей

— Эх, милый мой, попали мы оба в узенький желоб, сантиметров в тридцать, ни туда, ни сюда и не пошевельнуться… Мы уже чувствовали запах кобр, которые ползли к нам. «Дай-ка я пойду вперед, — говорит мне тогда Барнетт, — пусть по крайней мере моя смерть послужит тебе спасением». Так он и поступил, бедняга! А я вот оказался здесь.

И на глаза Барбассона набегали слезы.

Воспоминания приобрели для моряка почти религиозный характер, так что он уже не мог ни сказать, ни сделать что-либо, не подумав, как бы в данном случае поступил Барнетт, ставший для него законом и пророком. Это было тем более удивительно, что при жизни янки два неразлучных друга никогда не сходились во мнениях. Правду сказать, после смерти Барнетта Барбассон приписывал ему собственные мнения и суждения по самым разным поводам, и все шло как нельзя лучше.

Барбассон начинал скучать в Нухурмуре. Провансалец утверждал, что Барнетт и дня не остался бы в пещерах после отъезда Покорителя джунглей, и поскольку теперь он во всем ссылался на покойного, не проходило и дня, чтобы он не заявлял, что напишет Сердару и потребует себе замену.

Увы! Это был уже не тот бесстрашный Барбассон, которого мы когда-то знали, всегда готовый участвовать в заговорах, битвах, приключениях. Покоритель джунглей, заметив эту перемену по письмам, которые провансалец посылал ему в Европу, не счел возможным призвать его к себе по приезде и поручить ему активную роль в биджапурском заговоре.

Барбассон начал толстеть, Барбассон начал думать, что англичане не так уж не правы, желая сохранить Индию, короче, Барбассон стал консерватором после того, как На-на-Сахиб, желая отплатить за службу, подарил ему миллион золотом.

История свидетельствует, что процветание и богатство действуют на нации расслабляюще, то же самое происходило и с Барбассоном. Как велик был соблазн вернуться в Марсель, пройтись по Канебьер миллионером, послушать, как вокруг будут говорить:

— О-хо-хо, милый мой, это малыш Мариус, сын папаши Барбассона, он вроде бы здорово разбогател у турков!

И потом, чтоб они сдохли от зависти, кузены Тука, кузенчики Данеан, гордость коллежа! Сколько они зарабатывают? Две тысячи четыреста? И на зубочистки-то не хватит… Нет, конечно, Барнетт бы тут не выдержал, это он, Барбассон, простак, но терпение — в следующем письме он пошлет свою отставку.

Он предусмотрительно поспешил переправить свой миллион во Францию через бомбейское отделение одного из банков и с помощью нотариуса купил очаровательный дом рядом с местечком, где рос когда-то у кормилицы и где собирался мирно окончить дни в воспоминаниях о Барнетте, культивируя свою страсть к хорошей кухне, которая с годами только росла.

Ожидая часа освобождения, он заботился о том, чтобы в Нухурмуре был отличный стол, и пристрастился к рыбной ловле в озере, творя при этом настоящие чудеса. Хотя он и был в этом новичок, ему приходилось иметь дело с рыбой, совершенно не искушенной в хитроумных изобретениях человека, а потому ловившейся на любую приманку.

Нана-Сахиб, которому нечего было больше бояться после трагической смерти Максвелла и исчезновения Кишнайи (кстати, люди из Велура тщательно охраняли принца и предупредили бы его при малейшей опасности), стал выходить из пещер, и поскольку любимое времяпрепровождение Барбассона вполне подходило его мечтательной натуре, он тоже стал заядлым рыболовом.

Каждый день молчаливо и неподвижно они сидели на берегу озера, смиренно поджидая, когда Покоритель джунглей пришлет о себе известия. Фредерик де Монморен давно знал, что у Нана-Сахиба, который с великолепным мужеством водил солдат в огонь, не щадя себя, совершенно нет терпения, необходимого для заговорщика, поэтому он тщательно скрывал от принца свое возвращение, решив известить его в последний момент, чтобы Нана не допустил какой-нибудь оплошности.

Молчание друга несколько удивляло принца, но, будучи сдержанным, как все на Востоке, он никогда не показывал своих чувств. В один прекрасный день он тем не менее получил секретное послание от общества Духов вод, где его просили быть наготове, пока ничего не говоря своему окружению. Декан поднимался на борьбу против английского ига, и в нужный момент к Нане должны были прибыть посланцы высшего совета, чтобы он встал во главе восставших.