— К счастью, это был только сон! — заметил он покаянно. — Ведь я собирался сделать большую подлость. Впрочем, это было бы вполне на восточный манер, в духе местного колорита. Потом я бы, конечно, посадил на кол этого мерзавца черного евнуха, чтобы он знал, как строить пакости своим повелителям, это помешало бы ему проделать то же самое со мной… Все же нет! Хорошенько подумав, — тут он потянулся и зевнул так, что едва не вывихнул себе челюсть, — я решительно прихожу к выводу, что не стал бы душить старого набоба, несмотря на местный колорит и традиции, ибо я как раз уважаю традиции предков, а они… Но вообще-то жаль: среди Барнеттов еще не было монархов, в Америке это придало бы нашему семейству определенный блеск. Кто был бы удивлен, так это папаша Барнетт, он всегда предсказывал, что из меня не выйдет толку и что я кончу на виселице! Два дня назад я чуть было не угодил на нее, на эту знаменитую виселицу! Если бы я мог отрезать от нее маленький кусочек, говорят, это приносит счастье, а я уже известил семью о моей смерти… К счастью, для них это не будет сильным ударом, у Барнеттов сердца суровые, можно не опасаться, что кто-то из них помрет от радости, ознакомившись с нечаянной «уткой», которую я им запустил. Ведь в самом деле все было так серьезно, и если бы не слон Сердара… Кстати, раз уж речь зашла об утке, не убить ли мне одну-другую? Думаю, на сей раз я смогу их съесть спокойно. Два раза подряд носорог на нас не нападет, да и Ауджали со мной.
Продолжая монолог, он взял карабин и направился к озеру Калоо, на которое ему указал утром Рама-Модели. Озеро находилось в глубине джунглей, почти напротив грота. Подгоняемый навязчивой идеей, Боб смело углубился в чащу. Он прошагал примерно полчаса среди сплетенных лиан, карликовых пальм и кустов, где ему, конечно, было бы не пройти, если бы не помощь Ауджали, который хоботом вырывал кустарники с такой легкостью, словно это были пучки травы. Вдруг он услышал, как вдалеке прозвучал сначала один выстрел и следом за ним — второй.
— Надо же! — сказал Барнетт. — Похоже на карабин Сердара. Только у нас с ним стволы из литой стали. Я слишком хорошо знаю их чистый, серебристый звук, чтобы ошибиться. Что это он там делает? Впрочем, если продолжить линию, по которой я иду и которая как бы делит долину пополам, то она как раз приведет к тому участку горы, где находятся сейчас мои друзья. Наверное, долина в этом месте совсем неглубока, если звук выстрела донесся до меня так ясно…
Услышав выстрелы, Ауджали внезапно остановился, начал втягивать воздух хоботом и загудел, словно кузнечные мехи. Уши его, как два веера, ходили туда-сюда, мерно ударяя его по лбу, а умные глазки вопросительно уставились в пространство.
— Можно подумать, что он тоже узнал карабин хозяина, — промолвил Барнетт, заинтригованный поведением животного. — Вообще-то меня бы это не удивило. Нет ничего особенного в том, что, привыкнув к звуку, который так непохож на все остальные, слон стал различать его. Он способен на вещи куда более поразительные.
Через несколько минут, не слыша больше выстрелов, они снова тронулись в путь. Будучи опытным охотником и военным, Боб определил, что выстрелы были произведены на расстоянии двух — двух с половиной миль, то есть примерно трех-четырех километров.
Он уже увидел болота, со всех сторон окружавшие озеро, когда вновь прозвучали выстрелы, пять-шесть раз подряд, с интервалом в одну минуту. Теперь Барнетт находился к стрелявшему ближе, и сомнений больше не было — то был карабин Сердара. Любопытство Боба было живейшим образом возбуждено.
— Так-так! По-моему, дело пахнет дракой, во время охоты выстрелы не сыплются так часто. Неужто хотели обойтись без Боба Барнетта? О нет, этого я не допущу! Или я уже никуда не гожусь? Вам нужен землемер, чтобы искать проход в горах, — это дело не мое, и Барнетт готов остаться на кухне, но не предупредить меня, когда готовится заваруха, это значит пренебречь всеми приличиями, и мы посмотрим… А ну, мой храбрый Ауджали, вперед!
По-прежнему раздававшиеся выстрелы какое-то время служили им ориентиром, потом вдруг все смолкло, и Барнетт вынужден был идти наугад. Дорога, которая и без того была трудна, вскоре из-за болот стала непроходима. Это уже были не просто грязные лужи, преграждавшие путь и заставлявшие идти в обход, но длинная, беспрерывная вереница лагун, сообщавшихся с озером, в которых воды было по пояс. Подобные переходы были изнурительны, так как Боб нес на вытянутых руках патроны и карабин. Он уже подумывал, не забраться ли ему на шею Ауджали, несмотря на непреодолимое отвращение, которое он испытывал к этому способу передвижения, как раздался последний выстрел, прозвучавший совсем близко. И прежде чем Барнетт успел осуществить свое намерение, слон издал крик, в котором смешались тревога и радость, и ринулся вперед, позабыв о Бобе, который, увязнув по пояс в грязи, не знал, что ему делать — идти вперед или податься назад.
— Ауджали! Ауджали! Вернись! — кричал бедняга. — Ах, мерзавец, ну смотри у меня…