Покоритель джунглей

— Я сделаю вид, что завязываю вам глаза, и я уверен, что тота без малейшего ропота позволит сделать с собой то же самое.

— Ни за что бы до этого не додумался. А между тем, как и все гениальное, ваша идея проста, Сердар. Впрочем, я всегда говорил, что в одном вашем мизинце больше ума, чем в нас всех, вместе взятых.

Улыбаясь болтливости спутника, Покоритель джунглей приступил к выполнению своего плана, который удался как нельзя лучше. Он разбудил тоту, который с любопытством наблюдал за тем, как Барбассону завязывают глаза, а затем с покорностью ребенка позволил, чтобы с ним проделали то же самое.

Шлюпка пристала к берегу, ее встречали Рама-Модели и юный Сами, которые с тревогой ждали возвращения Сердара и Барбассона.

Рама уже собирался поделиться с другом своим беспокойством, но слова застыли у него на губах, когда он увидел третье, неизвестное ему лицо. Удивление его было так велико, что он не успел понять, к какой касте относится спутник Сердара и Барбассона.

— Это несчастный тота-ведда, которого я ранил, приняв за шпиона, — быстро сказал Сердар, предупреждая вопросы Рамы. — Я все подробно расскажу тебе, помоги мне отвести его в пещеры. Я завязал ему глаза, чтобы он не мог догадаться, куда его поведут.

Авторитет Покорителя джунглей среди тех, кто окружал его, был настолько велик, что Рама-Модели не позволил себе ни малейшего замечания. Они взяли тоту за руки, чтобы помешать ему снять повязку, и помогли выйти из шлюпки.

Бедный туземец вновь принялся дрожать всем телом.

— Скажи ему, что ему нечего бояться, — обратился Сердар к Раме.

— Боюсь, что он не поймет меня, — возразил Рама. — Некоторые из этих дикарей, заброшенные сородичами с самого детства, доходят до такого отупения, что могут издавать только крики радости, боли, удивления и не в состоянии запомнить те немногие выражения, из которых состоит язык им подобных, ограничивающийся самое большее 30–40 словами.

Заклинатель пантер был прав, тота-ведда не понимал его. Несчастный, должно быть, был брошен матерью еще в младенческом возрасте, и поразительно, как он выжил среди окружавших его разнообразных опасностей.

В нескольких шагах от озера, среди густой чащи пальм, бамбуков, псидиумов находилась цепь как бы громоздившихся друг на друга скал высотой в 50–60 метров. Сердар толкнул одну из них, великолепно подогнанную, она легко повернулась на своей оси, открыв вход в естественную пещеру, слегка расширенную рукой человека. Маленький отряд тут же исчез внутри, скала, к которой прикоснулся Сами, вернулась в прежнее положение, и даже самый наметанный глаз не обнаружил бы ничего подозрительного.

Снаружи остался только Барбассон, который должен был по обыкновению отвести шлюпку в маленькую гавань, такую узкую, что ветки деревьев, опутанные лианами и другими ползучими растениями, образовывали над ней нечто вроде свода, надежно укрывая лодку от любопытных взоров.

Пройдя метров двадцать в полной темноте, Сердар и его спутники свернули вправо и вдруг очутились в просторном гроте, великолепно освещенном старинной индусской лампой из массивного серебра с шестью рожками, подвешенной на середине пещеры на цепи из того же металла.

Сердар не солгал, сказав Барбассону, что приготовил заранее это убежище для последнего наследника империи Моголов. Пушистые кашмирские и непальские ковры устилали пол пещеры, вдоль стен, затянутых золототканым бенгальским шелком, стояли широкие роскошные диваны, украшенные подушками разной формы и величины. Мебель и различные вещи, дорогие Нана-Сахибу, были перенесены сюда из его дворца в Биджапуре, который находился всего в пятидесяти милях от Нухурмурских гор. Благодаря почти полной изолированности этой местности, опустошенной во время последних войн маратхов, Нариндра и Рама-Модели, переодевшись в бродячих торговцев, за несколько раз перевезли все эти вещи на спине слона, прикрыв их грубым полотном.

Принц не поверил глазам, когда после бегства, насыщенного волнующими событиями, он вдруг оказался в месте, которое по внутренней роскоши напоминало его дворец.

Другие пещеры, обставленные более скромно, служили пристанищем для спутников принца-изгнанника. Из последнего грота вел коридор, расширенный беглецами, по нему можно было попасть в долину, окруженную отвесными стенами, которую Рама обнаружил с риском для жизни и которую называли Нухурмурским колодцем.

Нана-Сахиб жил здесь уже почти полгода в окружении тех немногих, кто остался ему верен, и англичане пока не могли напасть на их след. Но напрасно долину превратили в дивный сад, напрасно Нана был окружен всем, чего только мог пожелать, напрасно его спутники, несмотря на постигшие принца беды, относились к нему с прежним почтением, какого заслуживает монарх. Жизнь в пещерах Нухурмура был ему тягостна до такой степени, что он отдал бы все золото и драгоценности, которые ему удалось спасти, за открытое и спокойное существование последнего из кули, ибо свобода — главное благо на свете, хотя мы ценим ее только тогда, когда теряем.