— Бедняжка Диана, если б она знала!.. — вздохнул Сердар, добравшись до этого места в письме. — Ах, меня преследует рок, несчастье по-прежнему подстерегает меня. Я не могу изменить клятве, не могу бросить на произвол судьбы несчастного принца, которого англичане станут перевозить из города в город как победный трофей и подвергать его оскорблениям подкупленных париев. А с другой стороны, разве я могу не явиться на свидание с сестрой, не рискуя потерять при этом ее неизменную любовь ко мне? Разве я могу воспользоваться указом, который касается одного меня? В глазах моих друзей я буду выглядеть предателем. Что же делать, Боже мой? Что же делать? Просвети меня, пошли мне хоть частицу твоей безграничной мудрости, ведь если ты и позволяешь торжествовать злу, то, конечно же, лишь затем, чтобы сильнее было торжество справедливости… Неужели я недостаточно страдал и не заслужил того, чтобы вкусить хоть немного покоя на земле?
В конце письма Диана сообщала брату, что отец их, умирая, простил его, убедившись в его невиновности благодаря неустанным усилиям и уверениям лорда Ингрэхема.
Остальные письма были от зятя, племянника и Мэри, в них было несколько ласковых строк, они подтверждали письмо Дианы. Пятое послание, отправленное его корреспондентом в Париже, было всего лишь распиской в получении его почты.
Перечитав раз двадцать письмо сестры и покрыв его поцелуями, Сердар долго размышлял над необычной ситуацией, в которой оказался. Напрасно ломая себе голову над решением, которое удовлетворило бы всех, он сделал наконец такой выбор — чистосердечно рассказать обо всем друзьям, пусть они сами примут решение, которому он подчинится.
Постепенно покой снизошел в его израненную душу, впервые за долгие годы он почувствовал, что живет. Любовь сестры и ее семьи вернула ему надежду, это высшее благо, без которого человечество погрузилось бы в самую черную меланхолию.
Когда он полностью овладел собой, то заметил, что совершенно забыл о своих спутниках. Было, вероятно, около четырех часов утра, вокруг по-прежнему царила темнота, но пелена густых облаков, затянувших небо, рассеялась, и миллионы сверкавших звезд бросали на воды озера свет, освещавший лодке обратный путь.
Сердар поднялся наверх. Нариндра и Рама-Модели, завернувшись в одежду, мирно спали, растянувшись на палубе. Он решил не будить их, тем более что маратх падал с ног от усталости. Он включил мотор, и лодка пошла вперед на малой скорости. Сердар не спешил вернуться в Нухурмур. Ему вовсе не хотелось отдыхать, и дивная ночная прохлада окончательно успокоила его распаленную от пережитого кровь. Он взял курс на пещеры, закрепил соответствующим образом руль, чтобы управление лодкой не отвлекало его от размышлений, и устроился на переднем планшире, откуда легко было наблюдать за движением шлюпки. Такое управление лодкой не представляло, кстати, никакой опасности.
Но он недолго был предоставлен самому себе. Разбуженный шумом винта, Нариндра поднялся и, заметив Сердара, уселся рядом с ним.
— Сон пока не приходит ко мне, — сказал индус мягким, мелодичным голосом, который поражал всякого, кто слышал его в первый раз.
— Я не поблагодарил тебя так, как ты этого заслуживаешь, — ответил Сердар. — Именно тебе я обязан самой большой радостью, которую испытал с тех пор, как нахожусь в этой стране.
— Сожалею, что помешал вам насладиться ею, — продолжал маратх, — ибо я привез печальные новости.
— Говори! Я готов ко всему: после радости — грусть, после счастья — горькое разочарование. Таков удел всякого человеческого существа и мой — в особенности, дорогой друг.
— Новости, которые я привез, могут иметь для нас пагубные или благоприятные последствия в зависимости от решения, которое вы примете, Сердар. Английское правительство объявило амнистию для всех, кто принимал участие в восстании. Оно обязуется также сохранить жизнь Нана-Сахибу и дать ему пенсию, соответствующую его положению. Словом, с ним будут обращаться как со всеми другими принцами, лишенными своих владений. Но все те, кто в течение месяца после объявления амнистии не сложит оружие, будут считаться бандитами с большой дороги и будут повешены. Мне кажется, нам представляется удобный случай покончить с жизнью, которую мы ведем, ибо рано или поздно…
— О, я знаю англичан! — перебил его Сердар. — Они мягко стелют, чтобы захватить Нана-Сахиба и привязать его к победной колеснице Хейвлока. Нет, мы не можем позволить, чтобы смешали с грязью символ независимости, его хотят унизить в глазах индусов.
— Тем не менее, Сердар…
— Продолжай свой рассказ, мы решим потом, что нам делать.
— Благодаря одному факту англичане узнали, что Нана никогда не покидал Индию.
— Что это за факт?
— Я боюсь причинить боль моему другу.
— Не бойся, я ведь сказал тебе, что готов ко всему.
— Да, я скажу, ибо вы должны знать правду. Газеты Бомбея писали, что из заявления вашей семьи стало известно…
При этих словах Сердара охватила столь сильная дрожь, что Нариндра замолчал, колеблясь, стоит ли продолжать.