Покорители Америки. Колумб. Кортес

В конце 1491 года след Христофора в Испании затерялся. Вероятнее всего, нетерпение терзало его и он переживал мучительный период отчаяния, которое не могли смягчить ни Беатрис, мать маленького Фердинанда, ни десятилетний Диего. Он погрузился в чтение книг, но так как он читал, преимущественно, труды по географии и космеграфии, то снова и снова возвращался к интересовавшему его предмету. Особенно много он читал Марко Поло и оставлял на страницах его книг многочисленные заметки. Подъем и воодушевление вдохновили Колумба и укрепили его в справедливости волновавших его идей. Кроме того, у него был итальянский перевод «Естественной истории» Плиния, изданной в 1489 году, труды Плутарха и Птолемея. Но обильные пометки на полях, кроме латинского издания Марко Поло, которое еще сегодня хранится в Колумбийской библиотеке в Севилье, еще встречаются в книгах «Imago Mundi»[2] Пьера д’Аильи и «Historia rerum ubique gestarum» Энеа Сильвио Пикколомини, который как папа известен под именем Пий II. Всего насчитывается не менее 2125 пометок.

Кардинал Пьер д’Аильи в 1410 году написал трактат по общей географии, еще до того как гуманисты вновь открыли Птолемея. Он следует Марину су из Тира, который считал, что Азия простирается далеко на восток и отделяется от Европы только довольно узким океаном. В одной из своих последующих небольших записок, которые тоже были у Колумба, французский космограф высказывал даже мнение, что при благоприятном ветре этот океан можно пересечь за несколько дней. Генуэзец особо подчеркнул это место и добавил на полях пространное замечание. В «Imago Mundi» он комментирует или выписывает те места, в которых говорится, что расстояние между Испанией и Индией не очень велико и что восток начинается недалеко от запада. Поля главы об Индии и Азии полностью исписаны пометками. Кажется, что изображение дорогих камней и металлов, слонов и других чудовищ, которые на каждом шагу появлялись в книгах, полностью загипнотизировали Колумба. Он подчеркивал места, где речь шла об островах, полных жемчуга. На картах, нарисованных им самим, указаны места, где океан особенно узок.

В его издании «Historia rerum» Энеа Сильвио подчеркнут абзац, в котором говорится, что Азия простирается до широты Туля; то есть до широты Исландии. На полях другого абзаца, в котором китайцы изображены миролюбивыми существами, он заметил, что Китай расположен на краю Индии, «напротив Испании и Ирландии». Почти в 18 заметках он проявляет интерес к Великому хану, монгольскому императору Китая, который уже давно не правил страной, но упоминание о котором Энеа Сильвио нашел в более древних трудах. Все это доказывает одинаково лихорадочный интерес к западному пути в Азию!

В глубоком отчаянии Колумб думал о том, что ему придется покинуть Испанию, как он покинул и Португалию, и отыскать своего брата в Фонтенбло, чтобы при французском дворе снова пройти всю эту долгую цепь прошений, ожиданий и бесплодных надежд. Летом 1491 года он вновь посетил монастырь Рабида, может быть, для того, чтобы повидать своего маленького сына перед отъездом, а может быть, чтобы взять его с собой. Настоятель монастыря Хуан Перес симпатизировал этому одинокому человеку, который носил в себе такую великую идею. Раньше он был на службе у королевы как исповедник. Он послал ей рекомендательное письмо с просьбой об аудиенции для Колумба. В это время королева находилась в Санта-Фе, в укрепленном городе, который христиане построили у Гранады во время осады столицы мавританского королевства. В эти годы продолжалась война против последних остатков иберийского ислама. У королевы была одна лишь мысль: покончить с «реконкистой» и объединить наконец Испанию. Эта цель казалась ей достижимой. Вероятно, королева призвала Хуана вначале ко двору, а спустя некоторое время послала непосредственно Колумбу требование тоже прибыть туда. Вместе с этим она велела послать ему 20 000 «мараведи», чтобы он мог появиться при дворе в надлежащем виде. Наверное, Перес сказал ей, как беден генуэзец.

И вновь была созвана комиссия ученых. Ее состав был на этот раз несколько изменен и показался Колумбу настроенным доброжелательно. Но решение должно быть утверждено королевским советом Кастилии, поэтому Колумб взял здесь совершенно другой тон. Пали первые преграды, которые так долго держали его в состоянии безнадежности и отчаяния. Ему казалось, что все должны осознать наконец все значение его услуги, которую он решил оказать Кастилии, а также и огромную опасность, которой он добровольно подвергался. Поэтому он потребовал от королевского совета пожаловать ему почести и высокие титулы и, кроме того, в случае успеха — значительное жалование. Конечно, таким образом он хотел отомстить за все те унижения со стороны придворных и правителей, которые он испытывал в течение долгих шести лет. А может быть, он хотел разыграть свой последний триумф в Испании, потому что в тот момент, когда Хуан Перес решился помочь ему и вызвал его в Санта-Фе, он уже был готов попытать счастья во Франции.