–
– Но, дитя мое, все это так невероятно, что жизнь на этом строить нельзя. Это все равно что пытаться построить дом на спине у стрекозы.
– Она за мной придет, – говорила Софи мисс Элиот. Мисс Элиот была прямолинейнее.
– Твоя мама мертва. Ни одна женщина не выжила, – отвечала она. – Не говори глупостей.
Порой те взрослые, с которыми общалась Софи, не видели разницы между тем, чтобы «говорить глупости» и «быть совершенно правой, но не находить поддержки». В такие минуты Софи вспыхивала.
– Она придет, – говорила она. – Или я сама ее найду.
– Нет, Софи. Такого не бывает.
Мисс Элиот была уверена, что Софи ошибается, но она была уверена и в том, что вышивать крестиком
Однажды Софи нашла красную краску и написала на белой стене дома название корабля «Королева Мария» и дату шторма, на случай если мама будет проходить мимо.
Когда Чарльз нашел ее, у него на лице читалось слишком много чувств. Но он помог ей забраться повыше а потом отмыл кисти от краски.
– Это просто на всякий случай, – сказал он мисс Элиот.
– Но она…
– Она лишь делает то, что я ей сказал.
– Вы сказали ей изуродовать собственный дом?
– Нет. Я сказал ей не обходить вниманием возможное.
3
Мисс Элиот не одобряла ни Чарльза, ни Софи. Ей не нравилось, что Чарльз слишком легкомысленно относился к деньгам и вечно опаздывал на ужин.
Ей не нравилось, что Софи всегда пытливо смотрит по сторонам и внимательно все слушает.
– Это неестественно! Она же еще маленькая!
Она терпеть не могла их привычку писать друг другу записки на обоях в коридоре.
– Это ненормально! – воскликнула она, записывая что-то в блокнот. – Это нездорово!
– Напротив, – ответил Чарльз. – Чем больше в доме слов, тем лучше, мисс Элиот.
Мисс Элиот не нравились ни перепачканные чернилами руки Чарльза, ни его шляпа с истрепавшимися полями. Ей не нравилась и одежда Софи.
Чарльз не умел ходить по магазинам. Однажды он целый день провел на Бонд-стрит[1]
, а потом вернулся с кучей мальчишеских рубашек. Мисс Элиот вышла из себя.– Не может же она это носить, – сказала она. – Люди решат, что она отсталая.
Софи взглянула на себя и пощупала ткань. Ей казалось, что рубашка вполне нормальная – в магазине она немного слежалась, но в остальном была прекрасна.
– Как понять, что эта рубашка не для девочек? – спросила она.
– Рубашки для мальчиков застегиваются слева направо. Блузки – запомни, пожалуйста, они называются
Чарльз отложил газету, за которой прятался.
– Вас удивляет, что она не знает ничего о
– Простите?
– Понимаете, она знает важные вещи. Не все, конечно, она ведь еще ребенок. Но многое.
Мисс Элиот фыркнула.
– Вы уж извините меня, быть может, я старомодна, но я полагаю, что пуговицы очень
– Софи знает столицы всех стран мира, – заметил Чарльз.
–
– Она умеет читать и рисовать. Она знает разницу между морской черепахой и сухопутной. Она умеет различать деревья и лазить по ним. Не далее как сегодня утром она сообщила мне, как называется группа лошадей.
– Табун, – сказала Софи. – Табун лошадей.
– А еще она умеет свистеть. Надо быть поразительно невежественным человеком, чтобы не заметить, что Софи свистит необычным образом. Поразительно невежественным – или глухим.
Чарльз мог бы ничего не говорить. Мисс Элиот махнула на него рукой.
– Ей нужны новые рубашки, мистер Максим.
Софи не видела проблемы. Брюки были все равно что юбки, просто сшитые сложнее.
– Мне они нужны, – сказала она. – Прошу вас, разрешите мне их оставить. В юбке лазить не получится. А если получится, то все увидят мои трусы, но это ведь будет только хуже?
Мисс Элиот нахмурилась. Она была не из тех, кто готов признать, что носит трусы.
– Носи пока что. Ты еще ребенок. Но это не может продолжаться вечно.
– Что? Почему? – Софи коснулась пальцами книжного шкафа, желая себе удачи. – Конечно, может. Почему бы и нет?
– Само собой, нет. В Англии не место невоспитанным женщинам.
Но больше всего мисс Элиот не нравилось желание Чарльза брать Софи с собой, когда он отправлялся на неожиданные прогулки. В Лондоне полно грязи, говорила она. Софи подхватит микробы и вредные привычки.
В возможный девятый день рождения Софи Чарльз поставил ее на стул, чтобы почистить ей ботинки, пока она одной в одной руке держала бутерброд, а в другой – раскрытую книгу. Страницы она переворачивала зубами. На бумаге оставались крошки и слюни, но других проблем не возникало.
Они уже готовы были отправиться на концерт, когда в дом влетела мисс Элиот.
– Не можете же вы вывести ее в таком виде! Она грязная! И не сутулься, Софи.