Покорители крыш

С громким стуком рядом приземлился Маттео.

— А ты как сюда попал?

— Я решил тебя догнать, — объяснил он. — Не хотел пропустить такой момент.

Следующим на крышу перепрыгнул Чарльз, раскинув ноги в свете фонаря. Он неуклюже приземлился на одно колено и смахнул пыль с бровей.

— Пожалуй, Софи, тебе не стоит упоминать об этом в разговоре с органами опеки, — хрипло сказал он. — Полагаю, они не обрадуются узнать, что я швыряю детей с крыши на крышу.

Софи пораженно смотрела на него.

— Беги! — воскликнул он.

И Софи побежала. Порой ее тяжелое дыхание заглушало музыку, и ей казалось, что она уже стихла, но виолончель играла и играла — все быстрее и быстрее, хотя быстрее уже и быть не могло.

Маттео хромал на левую ногу и стонал от боли, но при этом даже не морщился.

Вдруг Софи услышала, как Маттео ахнул, и повернулась как раз в тот момент, когда у него подогнулись ноги и он поехал вниз. Чарльз оказался ближе и выбросил свой зонт. Маттео успел схватиться за его изогнутую рукоятку.

— Держись крепче, — сказал Чарльз и втащил Маттео обратно на гребень крыши.

— Ты — гораздо — тяжелее — чем — кажешься, — пробормотал Чарльз.

Цепляясь за Чарльза, как за приставную лестницу, Маттео поднялся на ноги. Должно быть, Чарльз заметил, насколько он бледен, потому что улыбнулся, несмотря на натугу.

— Англичанин без зонта и не человек вовсе, — заметил он.

Из-под ног Маттео выскользнула плитка черепицы. Она слетела с крыши и разбилась о тротуар. Внизу кто-то вскрикнул и поднял голову.

— Пожалуй, лучше нам поторопиться, — сказал Чарльз.

Софи бросилась бежать.

Следовать за музыкой было вовсе не так просто, как она себе представляла, но казалось, что она постепенно становилась громче. Похоже, она звучала совсем рядом. И она была прекрасна.

Затем к музыке прибавился голос. Пели по-французски. Софи было известно, что звезды поют лишь в плохих стихах, но все равно ей казалось, что поют сами звезды.

Софи подобралась к краю крыши и остановилась.

На соседней крыше, до которой оставался всего один прыжок, спиной к Софи сидела женщина. Сидя на перевернутом ящике, она прижимала к телу виолончель.

Даже в темноте Софи видела, что волосы у женщины были цвета молнии.

31

Сердце сжалось в груди у Софи.

— Чарльз! — воскликнула она. Ее голос казался надломленным и чужим. Она казалась изголодавшейся. — Чарльз! Это она? Она?

«А если это не она?» — подумала Софи. Ей стало нехорошо. А если это все же она?

— Иди, Софи, — сказал Чарльз и легонько ее подтолкнул. — Не торопись. Прыгай осторожно. Мы подождем здесь.

Софи прыгнула. Приземлившись, она ударилась левым коленом о черепицу, и по ноге побежала струйка крови. Софи не обратила на нее внимания.

Она вдруг поняла, что не подумала, что сказать. Дальше этого в своих фантазиях она не заходила, но ничего не сказать она не могла. Что говорят в таких случаях? «Добрый вечер?» «Я тебя люблю?» «Какая прекрасная погода?»

Но волноваться ей не стоило. Софи много лет провела с Чарльзом, а потому подошла к виолончелистке с гордо поднятой головой, ступая мягко, как кошка.

— Простите? — сказала Софи.

Музыка не прекратилась. Софи сделала еще один шаг и дрожащим пальцем коснулась руки женщины.

— Простите, — повторила Софи. — Простите? Bonsoir? Простите.

Музыка стихла. Женщина обернулась.

— Здравствуйте, — сказала Софи и сглотнула. — Я… охочусь. Охочусь на маму. Кажется, именно вас я и ищу.

Луна осветила их. У этой женщины были глаза, нос и губы Софи. Она пахла розами и канифолью. У нее было такое лицо, подумала Софи, словно она пару десятков раз объехала весь мир. Глаза у нее были такого цвета, который является только во снах.

Чарльз наблюдал за ними с соседней крыши. Он увидел, как женщина вскрикнула, наклонилась и пригляделась к Софи. Он увидел, как она покрыла поцелуями ее глаза, уши и лоб, а затем обняла Софи и принялась кружить, хохоча, и вскоре они уже слились воедино и перестали быть незнакомками друг для друга.

* * *

Чарльз присел на корточки возле труб.

— Садись, Маттео.

Он похлопал по крыше рядом с собой и вытащил из кармана трубку. Раскурить ее удалось не сразу — первая спичка погасла, когда на нее упала слеза, неожиданно скатившаяся у него по носу.

— Садись вот здесь, рядом со мной. Ничего, если я подымлю? Давай ненадолго их оставим.

Чарльз понимал, что музыка стихла, ведь виолончель лежала на крыше, всеми забытая, но казалось, что музыка звучала где-то еще — все быстрее и быстрее, вдвое быстрее обычного.