Шуршеня хоть и подумал о летящем лешем как о "неземном существе", но это просто поэтическое сравнение. На самом деле лешие, может быть, самые земные существа на планете. Ведь они прорастают корешками в землю, впитывают её соки, пахнут травами, деревьями, листвой. Лешие точно знают, что Земля тоже живая.
Шуршеня расправил крылышки – стал гравитопланом, подхватил Катю и Гаврилу Архипыча, и они поднялись над землей.
– Держитесь! – предупредил он их на высоте.
Катя схватила лапу Архипыча, и в тот же миг воздух взметнул их ввысь. Пёс охнул от неожиданности. Девочка взяла его за вторую лапу. Столб воздуха оказался в кольце их рук и лап. Они покружились вокруг этого невидимого столба и соскользнули по нему вниз.
– Становлюсь невидимкой! – предупредил Шуршеня и исчез.
Не успел Архипыч испугаться, как отлетел в сторону, перевернулся на спину и поплыл по кругу. Катя поднырнула под него, поднялась выше – тоже стала невидимой и появилась совсем в другой стороне. Потом пёс исчез и медленно "проявился" возле Кати. Так они летали, плескались в струях свежего утреннего воздуха. Архипыч охал и лаял, когда Катя исчезала; Катя смеялась и визжала от удовольствия.
– Летим за сопку! – позвал их невидимый Шуршеня.
Потоки воздуха изменили направление, и Катя с Архипычем уже не кувыркались на месте, а полетели дальше. Катя слегка взмахивала руками, а пёс шевелил лапами и на поворотах изгибал хвост. Летели они вокруг сопки. И вот с обратной стороны появилось сначала одно, потом другое продолговатое озеро такой густой синевы, что казались бездонными. Будто прекрасные глаза, озёра безмятежно смотрели в небо. Может быть, сама Земля глядит такими глазами-озёрами, любуется небесным простором.
Шуршеня спустился пониже вместе со своими спутниками. Катя и Архипыч полетели совсем низко над водой, прикасаясь к ней, зависли и напились из озера. Катя зачерпнула воду ладошками и, смеясь, брызнула на Архипыча. Пёс фыркнул и ударил лапой по воде, обрызгав девочку. Она засмеялась и ещё раз плеснула на собаку.
Потом они опять взмыли в вышину и ещё полюбовались прекрасной утренней землёй.
– Вот почему деревня называется Синеочье, – поняла Катя.
Она не могла отвести взгляда от синей водной глади и уже представляла, как будет рисовать эти озёра, увиденные с высоты птичьего полета.
– Не думал, не гадал, что на старости лет стану порхать в небесах, – сказал Архипыч и от удовольствия гавкнул три раза.
– Ну что, возвращаемся домой? – напомнил Шуршеня.
Он опять стал видимым.
– Ох, летал бы и летал, – ответил пёс. – Да пора на службу.
Они быстро домчались до околицы, и леший бережно приземлил Катю и Архипыча. Отсюда все трое пошли пешком.
Уже подходили к дому, как услышали весёлое пение какой-то птахи. Шуршеня сразу узнал певунью: это была жаворончиха, которой он когда-то помог спастись от пожара. "Что же это она залетела в такую даль?" – только успел подумать леший, как птичка, увидев его, стремительно метнулась навстречу, уселась сначала Шуршене на макушку, потом на веточку.
– Где ты пропадаешь? – защебетала она: – Я тебя с ранней зорьки дожидаюсь.
Она сказала это, озорно и таинственно глядя в Шуршенины глазки. У него от радостного предчувствия забились, застучали, заволновались все соки в каждой веточке, в каждом листике, во всём его берёзовом тельце. Он взял птичку двумя веточками, и она тихонько прошептала:
– Сегодня ночью прилетал леший-почтальон. Что-то спрятал под камнем у деревянного Кедраши.
Шуршеня взвился в вышину вместе с птахой, закружился, закувыркался. Потом поцеловал птичку в клювик и опустился на землю. Предупредил друзей, что летит в город проверить, есть ли письмо от мамы и папы, и тут же стал набирать высоту.
– Будь осторожен! – успела крикнуть ему Катя.
– Я стану невидимкой! – уже издали откликнулся Шуршеня.
Архипыч с подвыванием гавкнул, желая Шуршене удачи. А Катя долго махала рукой вслед березовичку.
Катя с Архипычем спешили домой: девочка вприпрыжку, пёс, виляя хвостом.
Посреди двора лежал козёл с повязкой на распухшей ноге: Анюта Ивановна наложила на неё компресс.
– Где же ты бродил, седая борода? – ворчала старушка, перевязывая ему ногу. – Всё о подвигах мечтаешь. Пора бы угомониться. Прыть-то не та! Вот погоди: дедушка приедет – он тебе задаст!
Козлу слушать всё это было обидно. Он уже забыл, как плакал и прощался с жизнью, попав в каменный капкан. Теперь считал, что Архипыч с Шуршеней, а с ними заодно и Катя позавидовали его будущей мировой славе, вот и не дали ему возможности совершить подвиг. Зачем они отправили его домой? Надо было только ногу высвободить из-под камня. Он бы дошёл до вершины и совершил небывалый полёт!
Когда Катя с Архипычем вошли во двор и радостно направились к козлу, он отвернулся от них.
– Ты что, Кузьма Кузьмич? – растерянно спросила Катя.
– Кузьмич! – вполне дружелюбно взглянул на него пёс.
– Ещё спрашиваете? Радуетесь моей неудаче? – со слезами на глазах заблеял козёл.
– Старый ты дурень! – рявкнул пёс. – Хорошо, что Катя не понимает, о чём ты сейчас говоришь! Она ведь, чтобы тебя спасти, своей мечтой пожертвовала.