Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка

Состояние флота комитет представил императору в весьма плачевном виде. Заключение произвело на Александра весьма тяжелое впечатление. В наказе комитету император писал: «Мы повелеваем оному комитету непосредственно относиться к нам о всех мерах, каковые токмо нужными почтено будет принять к извлечению флота из настоящего мнимого его существования и приведение оного в подлинное бытие».

За последнюю половину века доблестные моряки русского флота прославились блистательными морскими победами. Однако состояние и постройка кораблей были далеко не на высоте. Числящиеся по спискам корабли часто оказывались «по гнилости своей к службе неспособными». После проверки в Кронштадте и Ревеле оказалось негодных к службе тринадцать кораблей и семь фрегатов. Причиной такого попустительства была небрежность ежегодного освидетельствования, а еще вероятнее, что состояние судов умышленно скрывали от начальства, извлекая из этого выгоды. Министерство вынесло решение пришедшие в негодность суда немедленно разламывать, чтобы они не занимали напрасно место и не требовали расходов на их содержание.

Сведущие в морском деле люди не напрасно обратили внимание императора на деятельность американской компании. Подготовка к кругосветному плаванию могла бы многим открыть глаза на состояние флота.

Среди акционеров вызвал оживление закон от 20 февраля 1803 года, получивший название «закона о свободных хлебопашцах». Закон был принят по записке графа Румянцева, министра коммерции. Министр просил разрешения отпускать крестьян на волю тем помещикам, которые это сочтут выгодным.

Узнав о новом законе, Резанов немедленно созвал директоров. Все собрались на Большой Миллионной, у Михаила Матвеевича Булдакова.

— Вы слышали, господа, теперь крестьяне могут быть отпускаемы на волю. Акции наши возрастут в цене, — улыбаясь, сказал Николай Петрович.

— Почему? — спросил Шелихов.

— Да как же, разве не понятно? — кипятился Булдаков. — Это радостная весть. Может быть, свободные крестьяне захотят переселиться в нашу Америку.

— Михаил Матвеевич прав, — опять вступил в разговор Резанов. — Весть радостная. Однако я предвижу сопротивление помещиков. Я слышал, что некоторые члены государственного совета усмотрели в законе первое потрясение основ помещичьей собственности. И опасение, что крестьяне возмечтают о неограниченной свободе.

— Какая глупость! — сказал Булдаков.

— Глупость, правильно. Помещики боятся мануфактур, а без них России не обойтись. Народ, имеющий только земледельцев и купцов, обречен на бедность. А вот его сиятельство граф Ростопчин, известный самодур, везде говорит, что мануфактуры вредны… Когда мастеровые, не имеющие никакой собственности, вместе, они подвержены мятежам и буйству. А земледельческий народ есть самый работный, а также и самый миролюбивый, крепкий и благонравный. Он вместе с тем и самый покорный царю…

— Покорность ищет граф в рабстве и нищете, — со злостью сказал Иван Шелихов.

— Дурак твой граф и самодур! — взорвался Булдаков.

— Я обдумывал наше положение не раз, — продолжал Николай Петрович. — Народ, политические права которого ограничиваются правом платить подати, правом ставить рекрутов и правом кричать «ура», нам плохой помощник. Уверен, что расцвет колоний в Америке начнется после освобождения крестьян. Если бы на первый случай приехали в Америку тысяч пятьдесят свободных хлебопашцев!

— Хотя бы тысяч двадцать, — поддержал Михаил Матвеевич. — И через десять лет мы не узнали бы край. А здесь, в Петербурге, больше заботятся о пользе самодержавия…

— Спокойнее, Михаил Матвеевич, да будет тебе известно, что недавно императором создан особый комитет для совещания по делам, относящимся к высшей полиции. Этому комитету поручено немедленно и исправно получать сведения о подозрительных людях. — Николай Петрович погрозил пальцем Булдакову. — Комитет наблюдает за перепиской, за вредными книгами.

— Выходит, выходит…

— Выходит, что вместо павловской тайной экспедиции действует новый комитет. Названия разные, но дела одинаковые.

Директора опять замолчали, прислушиваясь к веселому потрескиванию сухих березовых дров в камине. Прошлым летом лучшие английские мастера поставили бронзовое сооружение в кабинете хозяина. Камин был поставлен не для тепла, а «ради престижа компании», как говаривал Михаил Матвеевич. Комнату обогревала жаркая изразцовая печь, украшенная зелеными цветами.

Резанов подошел к каминной решетке, взял в руки медную кочергу.

— Дела нашей компании могут пойти по–настоящему в двух случаях, — сказал он, шевельнув поленья. Дрова задымились, вспыхнули ярким огнем. — Или освобождение крестьян, или свободный доступ к иностранным портам. Во втором случае мы должны снабжать свои колонии всеми необходимыми товарами, покупая их за границей. Нам нужен порт Кантон или Япония.

— Я ратую за Кантон, — сказал Иван Шелихов.