Покорители студеных морей (с иллюстрациями)

Константин Бадигин Покорители студеных морей

Глава I. ПОСОЛ ТЕВТОНСКОГО ОРДЕНА

В предутренней тишине тревожно нарастал топот идущего наметом коня. Псы, спущенные на ночь с цепи, рванулись к тыну, захлебываясь в злобном лае. Подковы громыхнули по деревянному настилу; над забором мелькнул островерхий шлем всадника; топот стремительно стал удаляться и сразу смолк.

В доме боярина Борецкого не спали. В окнах большой горницы, где находилась библиотека, светился едва заметный огонек, почти растворившийся в бледном свете начинающегося дня.

В гостях у хозяина сидел Эйлард Шоневальд, приехавший к боярину Борецкому с тайным поручением от великого магистра тевтонского ордена.[1] Он прибыл в Новгород с лифляндскими купцами только вчера и в качестве ревельского негоцианта[2] был представлен старшине немецкого двора.[3] В тот же день, переодетый купцом, он прибыл в дом к именитому боярину.

Гостеприимный хозяин по-княжески принял орденского посла. Беседа длилась давно, но о главном Шоневальд еще не успел сказать ни слова. Борецкий поразил гостя своей образованностью и осведомленностью в европейских делах.

К удивлению Шоневальда, ему, неразговорчивому и замкнутому человеку, больше приходилось говорить, чем когда-либо раньше. Разговор шел по-латыни.

Топот одинокого всадника, проскакавшего мимо окон дома, не остался незамеченным собеседниками.

— Гонец… Надо быть, к тысяцкому…[4] — заметил как бы про себя стоявший у раскрытого окна Борецкий, высокий, статный мужчина.

Когда он обернулся, Шоневальд прочел на лице боярина скрытое волнение. Некоторое время оба молчали.

— Продолжим наш разговор, господин, — прервал молчание Шоневальд. — Я думаю, появление этого всадника не могло отразиться на вашем прекрасном расположении духа.

— Я вас слушаю, ваше священство. — С этими словами Борецкий сел на лавку и, охватив голову руками, оперся локтями на стол.

— Вы согласны со мной, что московский князь не может иметь никаких прав на Великий Новгород, — заговорил посол. — Новгород древнее, Новгород богаче, и земля Новгородская во много раз обширнее земли московского князя.

Речь посла прервал гулкий удар башенных часов в доме Борецкого; часы пробили в нескольких местах города. Когда замолк последний, далекий удар, Шоневальд спросил:

— Кстати, дорогой господин, я никак не могу разобраться в ваших часах, почему они пробили только один раз?

— Мы на Руси начинаем день с восхода солнца. Это первый час дня, один удар наших часов…

Как бы в подтверждение слов Борецкого, первый солнечный луч скользнул по богато убранному столу, ярко загоревшись в алмазах, которыми был осыпан кубок гостя.

Хозяин загасил большую восковую свечу:

— Начался день, ваше священство.

— И этих дней не становится меньше оттого, что мы стареем. Их будет столько же и после нашей смерти… Однако, что вы думаете по поводу…

— Земли, принадлежащие лично мне, — заметил высокомерно Борецкий, — больше всей Московской земли.

— Святая истина, господин!.. — Шоневальд бросил взгляд на собеседника, как бы прицениваясь. Ему показалось, что сейчас время перейти к главному.

— И недаром великий магистр — продолжал посол, приглаживая длинные, заложенные за уши волосы, — глава нашего ордена, считает вас первым человеком в Новгороде, достойным управлять этими землями…

Борецкий насмешливо улыбнулся:

— Если бы я хотел быть посадником,[5] ваше священство, поверьте…

— Я не об этом дорогой господин. Вы должны стать полным властелином новгородских земель, независимо, хотят или нет этого горожане.

— Но это неосуществимо! — вырвалось у Борецкого помимо его воли. — Этого никогда не может быть!

— Да! — твердо повторил посол. Он понял, что может говорить смело. — Да, вы должны взять в свои руки власть! Сначала в Новгороде, а потом подчинить себе всю остальную Русь.

— Вы шутите, ваше священство.

— Нет. Вспомните Медичи.[6] Вы прекрасно осведомлены, о флорентийских делах, господин, мне не надо рассказывать о них.

— Но Новгород не Флоренция, ваше священство.

— Вам надо немедля, — не слушая Борецкого, продолжал Шоневальд, — захватить власть в свои руки, а для этого прежде всего раз и навсегда прекратить сборища черни на дворе Ярослава.[7] Вечевой колокол утопить в Волхове, а недовольных мужиков сечь батогами и рубить им головы. Ваша пословица говорит: «Не передавивши пчел, меду не есть».

— Да, но как раз чернь и не даст мне этого сделать. — Борецкий навалился на стол, придвигаясь к гостю. — Архиепископ Новгородский поддержит мужиков. За ним пойдут многие, все… Если я выступлю против веча, на меня поднимется весь Новгород, а у нас, ваше священство, каждый мужик вооружен.

— Возможно, — сверкнул глазами Шоневальд, — возможно, господин… Но, если архиепископ будет упрямиться, надо найти другого, более, так сказать… дальновидного. Но самое главное, господин, у вас есть дружина — я знаю это. С двумя тысячами всадников вы завоюете город, а потом…

Борецкий зло рассмеялся в лицо гостю: