Покорители студеных морей

— Стало быть, люба завелась, — заметив смущение парня, догадался Савелий. — Под пару себе, стало быть, нашел?

Мысль показалась Савелию такой несуразной, что он рассмеялся.

— Чего гогочешь? — досадливо оборвал великан. — Ты хозяйскую дочку Варвару видел?.. Она меня здесь и присушила. Не она бы, разве я тут хоть день лишний пробыл?

И парень, видно обидевшись, замолк.

— Забодай тебя бык! А хозяин как? Отдаст за тебя дочку-то?

— Обещал отдать, ежели добра накоплю. Варвара-то на коленях отца молила, за меня замуж хочет. Любит меня, — почти шепотом добавил великан.

— В сторожах ввек добра не накопишь. Вот ежели на море, за костью моржовой… На промысле-то чей перед — тот и господин. Там враз разбогатеешь. Такого-то любая дружина возьмет.

Великан хотел что-то ответить, но вдруг насторожился:

— Кабыть говор слыхать, али мерещится? Тебе как, парень?

Савелий прислушался.

— А что, хозяин разве псов не держит? — спросил он.

— Пастухи с собой псов забрали… — тихо ответил сторож, продолжая прислушиваться. — Опять говор слышен, пойти разузнать, что ли? — Великан поднялся и, сделав несколько шагов, исчез за углом дома.

В одиночестве Савелия снова обуял сон. «Пойду на сеновал, — мелькнуло в голове, — сна-то уж немного осталось. Али подождать парня-то?» Он привалился к бревенчатой стеке и задремал.

Савелий не слышал тонкого свиста выпущенной из боевого лука стрелы. Острый наконечник пробил горло сонного Савелия, впился в стену избы. Пробуждение было страшным. Рванувшись вперед, дружинник вскочил на ноги, хотел крикнуть, но только храп вырвался из залитого кровью горла. Шатаясь, он кинулся в избу, на ощупь нашел щеколду и, падая всем телом на дверь, распахнул ее и свалился тут же у порога.

«Ребята, вставайте! Вражье!» — хотел крикнуть Савелий.

Но только мычанье да хрип услышали дружинники. Раненый ватажник бился на полу, стучал ногами, переваливался с боку на бок, заливая грязный пол горницы пузырящейся кровью.

Петрушка Рубец первый понял, в чем дело. Он сломал стрелу и вынул оба конца из раны.

— Свейская стрела! Вставай, ребята! — крикнул он и бросился было на двор, но тут же остановился и торопливо припер дверь крепким дубовым засовом.

И вовремя! Снаружи раздались крики на чужом, непонятном языке, топот многих ног. Дверь затрещала от посыпавшихся на нее ударов.

Дружинники наспех вооружались. Одни натягивали на себя кольчуги, другие покрывали голову шлемом, третьи, согнув луки, старались приладить тетиву.

Враги бешено ломились в дверь. От ударов топора полетела щепа внутрь горницы. Еще миг — и сорванная с петель дверь рухнула на пол. С ревом кинулись дружинники на врага. Русские мечи и пики загремели по медным латам шведов. От неожиданного яростного напора враги подались назад. Но замешательство продолжалось недолго: высокий воин, закованный в блестящие латы, с призывным кличем бросился на дружинников. За ним грянули шведские воины, и бой разгорелся с новой силой. Теснимые со всех сторон, новгородцы отступили. Прихватив трех тяжело раненных товарищей, они вновь укрепились за стенами избы и, осыпая противника стрелами, заваливали вход всем, что попало под руку. Сверху в горницу прибежали купец Амосов с мечом в руках и хозяин Степан Котов. Подбадриваемые криками своего начальника, шведы яростно лезли в избу и после короткой схватки, оттеснив новгородцев от двери, ворвались в горницу.

Не выдержав бешеной атаки, дружинники по приказу Амосова стали уходить наверх. Бой шел теперь за каждую ступеньку лестницы.

Положение новгородцев стало немного выгоднее: сверху удобнее разить врага мечами и копьями. Но в избе дружинников осталось всего только семеро, не считая хозяина и Труфана Федоровича, остальные были ранены или убиты.

Грузный Степан Котов неутомимо орудовал топором. В его сильных, привыкших к тяжелой работе руках топор был страшным оружием.

Он с хриплым уханьем опускал топор на медные шлемы рвавшихся наверх шведских воинов, приговаривая после каждого удачного удара:

— Не лезь на святую землю!

— Не трожь чужих домов!

— Не воруй, поганец!

Внезапно отчаянный женский вопль покрыл шум схватки.

Бой шел теперь за каждую ступеньку лестницы.

Степан Котов бросился к окну. Шведский воин, намотав на кулак девичьи косы, тащил по двору отбивавшуюся хозяйскую дочку.

— Отец! Митенька! Митя! Спасите!.. — не переставая, звала с плачем Варвара.

— Здесь я! — вдруг неожиданно громко раздался голос.

Дмитрий Головня, хозяйский сторож, принял на себя первый натиск врага. Застигнутый врасплох в дальнем углу усадьбы, окруженный со всех сторон шведскими воинами, он даже не успел взмахнуть своей дубиной. Страшный удар палицы Густава Эриксона оглушил и свалил великана с ног.

Теперь, очнувшись, Дмитрий услышал крик девушки. От бешенства, охватившего его, вдесятеро прибавилось сил. Схватив свою дубину, Дмитрий бросился на обидчика. Швед, не успев крикнуть, рухнул с разбитым черепом, а его товарищи, яростно крича, окружили великана.