Покорители студеных морей

И здесь ветер раздувал гигантские костры, дым валил бесконечными сизыми клубами. Беглец остановился в раздумье: какой путь избрать?

Боясь дыма, Кеттунен решил идти в обход, но, попав в непроходимые заросли малины, вернулся обратно на тропинку. Он еще раз осмотрел ее. Тропинка была хорошо утоптана и, казалось, шла через все поле. Вспомнив, что с другой стороны поля было болото, Кеттунен решил по тропинке перебежать пожегу.

Карел, стараясь не дышать, быстро шел и, чтобы не сбиться, отсчитывал про себя каждый шаг. Ему показалось, что дым стал как будто реже.

«Однако пора бы и концу быть», — подумал он и тут же наткнулся на ствол дерева, преграждавший путь.

Кеттунен бросился вправо — те же стволы и корни деревьев, сваленные в кучу, лежали на дороге, влево — то же самое.

Кеттунен повернул обратно. Сделав несколько прыжков, он стал задыхаться, а дым становился все гуще и въедливее.

Потеряв самообладание, карел бросался то вправо, то влево, но везде встречал только стволы и корни вывороченных деревьев. Тропинка исчезла. Полузадохшийся, он бестолково метался в непроглядном дыму и наконец, захлебнувшись в неутолимом кашле, свалился наземь…

Последнее, что увидел Кеттунен, была его мать. Она стояла с непокрытой головой на покосившемся крылечке родного дома. Сильный ветер растрепал ее седые волосы. С горящим взором она, проклиная, грозила кому-то костлявой рукой. В груди матери торчала рукоятка широкого длинного меча; кровь яркими струйками стекала по стертым тесинам крыльца.

Кеттунен сразу узнал этот меч и заскрежетал зубами — это был меч Густава Эриксона!..

Глава XVIII. В ЗАПАДНЕ

Расставшись с Федором Жареным у старой корчмы, Медо-варцев двинулся вверх по спокойной реке Амовже. Теперьнуть проходил по земле эстов, захваченной сильным и хитрым врагом — немецкими рыцарями. Суда двигались безостановочно, круглые сутки. Михаил Андреевич делал короткие привалы только для того, чтобы сварить пищу и покормить людей.

Пробираясь на двух карбасах к городу Юрьеву, новгородцы не встретили на своем пути ни опасных перекатов, ни порогов.

Было совсем рано. Солнышко еще не успело подняться над темной далью леса, и только розовеющие на востоке облака говорили о наступающем дне.

Шерстяные плащи и войлочные шапки дружинников, обильно усыпанные каплями росы, казалось, поседели за ночь. Гребцы часто сменяли друг друга; люди с наслаждением согревались, разгоняя кровь усиленной работой. Карбасы стрелой неслись вперед, с ворчанием разрезая спокойную гладь реки.

За крутым поворотом у небольшого островка новгородцы увидели старинный русский город Юрьев. Этот город сооружен на левом возвышенном берегу Амовжи в 1030 году великим князем Ярославом и назван по христианскому имени князя — Юрьевом. Около двух веков крепость стояла на страже русских западных границ. В 1224 году рыцари ордена меченосцев большими силами осадили крепость и взяли ее после многих ожесточенных сражений. Все защитники крепости с князем Вячко были уничтожены. Теперь город принадлежал рыцарскому ордену и назывался Дерпт.

Соблюдая осторожность, Медоварцев спрятал карбасы в прибрежных кустах и выставил охрану. Только после этого Михаил Андреевич отправился к землякам, заселявшим часть города — Русский конец.

Дальше дорога шла сухопутьем. Продав с помощью знакомых купцов лодки, Михаил Андреевич, не теряя времени, купил лошадей и повозки. Купцы посоветовали ему взять проводника, хорошо знавшего лесные дороги.

Как ни торопился Михаил Андреевич, а вернуться из города ему пришлось только к вечеру. По совету проводника Кузьмы Саморода он решил заночевать.

Лагерь спал. Медоварцев, задумавшись, сидел у тлеющего костра. На душе у купца было тревожно. Вспоминая события последних дней, он старался уверить себя, что все идет хорошо и опасности ждать пока нечего. И все же покоя не было.

Предчувствие чего-то грозного, неотвратимого все больше и больше овладевало им.

«Неужто прознали ганзейцы про посольничество наше, — с тоской думал Медоварцев, вспоминая бледное, злое лицо горбуна, его глубоко запавшие тусклые глаза. — Нет, быть того не может! — тут же отгонял он от себя эту мысль. — А вдруг…»

И Михаил Андреевич снова и снова перебирал всё в своей памяти.

Утро только начиналось: молчали птицы в лесу и крепко спали дружинники. Закутавшись в опашень, Медоварцев по-прежнему сидел, склонившись у костра. Дозорный, стоявший с полуночи, прикоснулся к его плечу.

— Михаил Андреевич, господине, — тихо сказал он, — погляди на реку-то…

— Где?.. Что?.. — встрепенулся Медоварцев. Он быстро поднялся и, стараясь не шуметь, полез в прибрежный кустарник.

Река чуть дымилась утренним туманом; на ней смутно, словно две тени, виднелись две большие лодки. Они быстро двигались к городу. Темная, будто застывшая вода, словно нехотя, плескалась под частыми ударами весел.

Как ни присматривался, как ни прислушивался Михаил Андреевич, а узнать, кто в лодках, так и не удалось. Почудилось было купцу, будто на первой лодке сидит горбун, тот самый, что обогнал на псковской дороге.