Покоривший волну

– Да на кой учиться, вдалбливать. С первого курса я ишачил на стройке, в отделке. Стал реальные бабки заколачивать. Это гораздо лучше, чем сидеть за партой. И опыта больше. Инженерные корочки есть, а практики нет. И на кой они тогда? Подтереться? – бойко шепотом рассказывал сосед, так что женщины с нижних полок начали недовольно поворачиваться на другой бок.

Джонни кивал и говорил, что работал на стройке в летние каникулы. И даже соврал, что едет на юг, чтобы заработать – строить гостиницу. Возникла пауза, попутчик ушел. А Джонни начал вспоминать прошлое. Сновидения завихрились.

После того побега на чердак родители неделю были ласковые и приветливые. Через силу. Потом опять все поехало по накатанным рельсам, где в криках и упреках, словно на стыках, заминалась еще не до конца сформированная личность.

Джонни часто спрашивал мать о том, почему нельзя самому выбрать, кем стать, почему вообще необходимо поступать в университет. Мать оправдывалась заботой и лучшим пониманием жизни. В пример приводила отца, который был умным и умелым строителем, но выше бригадира никогда не подымался. Она хотела, чтобы в жизни Джонни было проще, поэтому и заставляла его зубрить нелюбимые предметы. После таких разговоров они обычно обнимались, и мать, смягчившись, задавала ужасный вопрос-манипуляцию:

– Хорошо, допустим, ты сам выбираешь. А кем ты хочешь стать?

Даже в детстве ему было трудно ответить на него, потому что космонавтом тогда уже никто не хотел быть, а бандитом, как отвечали соседские дети, сам не желал. В 14 лет ему все еще было непонятно, кем он хочет стать. «Буду строителем, как отец», – обычно отвечал Джонни. Но после побега ему показалось, что так говорить бессмысленно. Врать не хотелось.

– Я не знаю, кем стану, но ты точно будешь улыбаться и радоваться при виде моих успехов… Мамочка, – они обнялись, и мать улыбнулась своей сокровенной улыбкой, от которой тепло. Тот холод в душе, который был на чердаке, окончательно исчез.

На майских открывался дачный сезон. Отец начертил проект дома, который вместе с Джонни намерен был строить. Хлопая сына по плечу, Василий Александрович приговаривал: «Тот, кто сможет построить дом, тот построит и свою жизнь». Выходные были ужасными. Отец материл Джонни за каждый промах: за то, что тот не умеет взять как следует молоток, за отсутствие силы в руках, за то, что линия, отмеренная веревкой, кривая – «как бык поссал». Подросток терпел до фундамента, а потом начал взбрыкивать и отмазываться на огородные дела. Сажать и полоть морковку куда проще, да и матери помощь. Отец был строителем в третьем поколении. Принимать неуклюжего сына он не собирался, не мог, не хотел.

3

Утром стало ясно, что молчаливые женщины с нижних полок вполне сварливые. Два чемодана ночного пассажира мешали им жить, как отсутствие батареек в пульте. Отмахнуться не получилось. Сноуборд Джонни занимал слишком много места.

– Вставай, спортсмен, – пропел бодрый сосед. – Пьешь ты, конечно, будь здоров, – хихикнул он и ловко спустился вниз.

Джонни свесил свои длинные, как кегли, ноги. Выбрал место и плавно опустился на пол между двух чемоданов. Потянулся руками вверх. Футболка натянулась, и из-под нее показалось накачанное пивом пузико. Сосед по-приятельски шлепнул по голому месту внешней стороной ладони.

– Чет ты забросил тренировки, в литрбол перешел? – гоготнул лысый.

Джонни спустил сноуборд, поставил его между нижней полкой и столом.

Немного неловко закинул два чемодана и на них поместил доску.

– Ну что, зожник, пошли позавтракаем… Аркадий, – повторно представился попутчик, словно чуя, что Джонни абсолютно забыл его имя.

Тратить деньги, оставленные на побег, не хотелось, но против такого напора он не устоял и заказал американо.

– А я футболист, гоняю до сих пор, и мое пузо мне не мешает, главное – участие же. – Сосед развивал спортивную тему. – Давно на доске?

– Десять лет назад встал, но два последних года почти не катался. Да и какие у нас горы! А в Таштагол так и не выбрался. Вот и взял с собой доску на Красной поляне покататься, когда выходные будут.

– А я думал, ты того, – Аркадий покрутил пальцем у виска, – зожник.

– Была у меня компания, вместе катались, но… – Джонни отхлебнул черный, как нефть, кофе, и стало еще грустней. Кататься ему нравилось, но было не с кем, а сам как-то не решался.

– А я лыжи люблю беговые, не горные. Встал и попер сквозь лес, по горкам. Особенно в марте. Солнце печет, поверхность глянцевая, аж слепит, лыжи скользят. Ух! Правда, я лет в двадцать последний раз кружки наматывал. Вздрогнем? – Аркадий махнул стопку. Глаза осоловели, он говорил и говорил, а Джонни пропускал все мимо ушей, не прислушиваясь.