В номере было грязно. Бутылки от водки стояли рядом с прикроватной тумбочкой, на которой ютились два засохших кусочка лимона. Одеяло было скомкано, подушка лежала посередине кровати. Только одежда вплоть до носков была аккуратно разложена на стуле. Джонни прошел на балкон. Море сверкало под лучами солнца и зеленело. Он повалился на стульчик, стоящий рядом, и заснул.
Лицо у отца было красным и опухшим, как будто не просыхал несколько дней. Приходу сына он обрадовался, хотя старался не показывать вида. А когда тот достал деньги на обратный билет, и вовсе растрогался. Посторонний бы этого не заметил, но Джонни нутром почувствовал внутреннее состояние отца. Все-таки они всю жизнь прожили вместе, и он угадывал даже мелкие изменения в настроении родителя.
Отец достал обратный билет на поезд. Джонни сфоткал его и стал рыться в интернете. До отъезда оставалось 5 дней. На эту дату билетов не было. Но решение уже было принято, и Джонни планировал ехать с пересадкой. Отец отговорил. Он надеялся, что кого-нибудь море затянет и заставит сдать билет.
– Вот и правильно, сынок, дома будет лучше. К матери сходим вместе. У меня в бригаде как раз разнорабочего не хватает. Я тебя устрою. На первое время нормальные деньги, а дальше сам решишь, что делать.
– Спасибо, отец. Ты прав, как всегда. Мне было просто страшно жить без мамы. Вот я и сбежал. А здесь я чужой.
Они помолчали. Не обнимались, но пожали друг другу руки и разошлись по своим делам. Дядя Армен принял известие понимающе, но сказал, что это подстава. Найти такого работника будет практически нереально.
– Если честно, я искренне хотел, чтобы у вас с Олэчкой получилось. Но ты прав, надо находиться дома. Там, где чувствуешь, что ты у Христа за пазухой. И если море тебе чужой край, лучше возвращайся. Дом – это же не строение, это спокойствие души.
Джонни не знал: чужой ли край – это Черное море? Родные ли ему снега Сибири? За пять месяцев он отвык от одного и не стал своим на новом месте. Впрочем, решение уже было принято.
Инга появилась вновь. Она стонала от болей в мышцах, но хотела продолжить обучение. Джонни сказал, что у них четыре дня на то, чтобы встать на доску, и больше пропускать занятия нельзя. Москвичка удивилась его решению все бросить, но не отговаривала.
Джонни заметил в своей новой ученице какое-то важное изменение, но никак не мог понять, что ушло из ее образа. Она сосредоточивалась на движениях, которые показывал ей учитель, полностью отдавалась процессу. Она боялась моря, но продолжала быть в нем. Вместо надменной красотки Джонни вдруг увидел женщину, которая глубоко была несчастна всю жизнь и которая только сейчас увидела свет в конце тоннеля. Видимо, о таких герой известного фильма говорил: «В 40 лет жизнь только начинается». Кажется, у Инги все началось с того момента, как она вместе с Джонни схватила доску и заплыла на огромную по меркам ее страха глубину. «Она перестала смотреть в небо, вот что ушло», – догадался Джонни.
Прокатившись на пене, Инга смеялась так, как никогда в жизни, искренне, не стесняясь больших передних зубов, щурясь от солнца и не боясь показать морщины возле глаз. Джонни рассказал о танце новичка. И она тут же запрыгала под летний хит, который орал на пляже, чем зацепила взгляды почти всех мужчин, стоявших неподалеку. Она обещала прийти вечером и отметить рождение новой серферши.
Оставалась последняя ночь перед отъездом. Джонни пил, как в последний раз. Они с Ингой завалились в плюшку, дно которой было застелено теплым пледом. Инга расположилась на его плече.
– Я все время бегу, – начал Джонни, когда радостные истории закончились. – От мамы, которая хотела, чтобы из меня что-то вышло. От друзей, которые спиваются и тащат на дно бутылки, от девушки, которой нужны только деньги и секс. От Ольги, которой кажусь недостойным. Понимаешь? Я бегу от любых сложностей. А завтра уеду обратно домой. Тоже сбегу от моря, от себя.
– И что, ты теперь не будешь кататься?
– Видимо, нет.
– Мне тогда, в апреле, казалось, что серфинг не для Ольги и Влада, а именно для тебя. Потому что только ты к нему относился серьезно. Как к чему-то поистине важному.
– Может быть. Я не знаю, мое это или нет. Мне надо это понять. Я бы сейчас прокатился, но для волн нужен шторм. А его надо ждать.
– Ну, так подожди.