Она еще теснее прильнула к нему. Они уже не были чужими и увернувшись, Эйрин дотронулась до него… там… внизу. Несмело и робко обхватила его восставшую плоть. Сжала, ожидая его реакцию. Король застонал.
Она ощущала его мощь, мужской запах, гладкую кожу.
Поцелуи Эсмонда становились все горячей, заставляя рождаться ликующее удовольствие. Где — то глубоко, внизу живота пробежала та самая тягучая дрожь. Эсмонд сжал ее в сильных руках, сдавил так, как она мечтала и боялась признаться, как хотело ее тело.
Она крепко прижалась в ответ, обвилась вокруг, желая слиться с ним воедино.
Его плоть стремилась погрузиться в ее горячее лоно и он сделал это, мощным рывком ворвался в самую глубину.
Ей хотелось, чтобы он проник в нее, как можно глубже, ощутить его мощь и силу. Он двигался медленно, нарочито медленно, растягивая удовольствие. Позволяя жене привыкнуть к нему. Заставляя подниматься к пику наслаждения. То ускоряясь, по ее просьбе, подчиняясь ее желанию…. Раскаляя кожу до предела. Его удары становились все глубже… Она всхлипнула первой, унеслась к головокружительным вершинам страсти, увлекая его за собой, как только он излился в нее.
— Такого наслаждения мне не приходилось испытывать ни разу в жизни! — признался Король, накрывая жену покрывалом.
Она устало улыбнулась, еще больше раскрепощаясь от его слов. Становясь мягкой и податливой, словно глина.
— Такое признание дорого стоит, — промурлыкала она, — так и быть! Я позволю Вам, сир, однажды заняться любовью так, как Вы любите!
Она прижала пылающее лицо к его груди, пряча свою улыбку и еле сдерживаясь от смеха, глядя на вытянувшееся и ошарашенное лицо Короля, не замечая вспыхнувшего в его глазах, желтого, змеиного взгляда.
Еще не один раз они занимались любовью. Усталые, но счастливые уснули в объятиях друг друга, стоило Ламейну появиться на горизонте.
Король и не подозревал, что именно с ней он познал то счастье и чувства, о которых говорила мать, правда, в человеческом обличии.
Его хрупкая, маленькая девочка, спала, раскинув волосы по его подушке. Одна маленькая прядь щекотала щеку, поэтому он и проснулся… Во сне, она казалась еще невинней, чем была на самом деле.
Это дорого стоит…
Припомнил он ее слова, повторил несколько раз, жалел, что она увидела его натуру, всю ту грязь и мерзость своего дурацкого порока. Сам передернулся.
Если бы можно было…
Нельзя! — Зашипел зверь. Изменить ничего нельзя!
Король согласился со своей сутью, делая выводы.
Но она сама изъявила желание!
И снова Эсмонд согласился с ним, но только на одном условии, что ей это будет приятно, без слез и истерики.
Ведь его малышка очень ранима!
Сон не шел к нему, чтобы не разбудить жену — вышел.
А она спала, досматривала свои сны.
…Ей снился он! Его глаза, меняющие цвет в зависимости от настроения, улыбка! Сейчас ему все нравилось, он был счастлив. Его громкий, чуть с хрипотцой голос проникал в самое сердце наполнял своей любовью до краев. Но внезапно все изменилось…
Улыбка спала. Вместо нее появился сердитый оскал. Сейчас он был для нее зверем, которого она не хотела видеть, монстром и чудовищем. Зверь ощетинился, показывая свои длинные и острые клыки, наполненные ядом, который так и капал. Он приближался к ней, словно она была жертвой, готовый отразить ее нападение. Кинулся первым, стараясь вонзить клыки в белую кожу. Впрыснуть своей жертве яд, такую порцию, чтобы впредь знала, как тягаться с ним — Нагом. Она защищалась как могла, но все же он очень быстро одолел ее. Справился, укусил…
Яд, горький, словно желчь, проникал в тело, распространялся по венам, превращал кровь в сгустки коричневой массы. Делал кровь густой и непригодной.
Она затихала, смотря в любимые глаза. Хотела спросить:
“ Почему? И За что? “
Но ее язык не двигался, стал толстым и неуклюжим, противным. Только мычание вырвалось из ее рта, заглушая крик, закрывая глаза навсегда, вместе с уходящей из ее тела, душой.
Эйрин проснулась. От собственного крика, от ужасного сна, не понимая, что опять такого натворила она?
От сладкой ночи не осталось и следа, как и его самого. Он ушел, оставив ее одну.
Она соскочила с кровати, натягивая на себя его брошенную на пол рубашку, прижимая распахнутые полы, искала его.
Эйрин гнала плохие мысли, жуткие догадки, сравнивая его внезапный уход со сном.
Ей стало дурно, комната поплыла перед глазами, вращалась вокруг нее, давя. Борясь с тошнотой и головокружением, хотела броситься к тазу, чтобы облегчить желудок. Однако тут же упала на пол, разодрала в кровь локоть и что самое страшное — не чувствовала своих ног.
Страх окольцевал ее всю, поражал разум, обращая его в безумие, бешенство, каким страдает дикий зверь. В груди рвалось, и не только. Вся ее кожа будто разрывалась, трещала по швам.