Покорность ей к лицу

Изабел впилась глазами в потемневшее лицо Маркуса. Ее охватило отчаяние. Он собирался сказать «нет». Она уже знала это. Умение проигрывать и терпение не входили в число ее добродетелей, и она нашла спасение во вспыхнувшем гневе.

— Если я хочу выбросить деньги на проклятого коня, я имею на это полное право! — заявила она. — А вы — гнусное чудовище, я ненавижу вас! Слышите? Ненавижу! О, я не могу дождаться, когда же наконец выйду из-под вашей опеки и мне больше не придется иметь дело с таким сквалыгой, как вы!

Слова, которые Маркус собирался сказать, застряли у него в горле. Его собственный гнев вырвался наружу:

— Ах ты, дьяволенок! — рявкнул он. — Уж поверь мне, я сам только и жду того дня, когда смогу избавиться от ярма на шее — от тебя! Не меньше твоего мне хочется отделаться наконец от этого треклятого опекунства! Но пока ты не вступила в брачный возраст, я твой опекун и управляю твоим состоянием.

— Да? Ну, это мы еще посмотрим, — усмехнулась Изабел. — Думаю, я только окажу вам услугу, выйдя замуж за первого встречного — вам назло!

— Ну если ты найдешь кого-то, кто захочет взять в жены мегеру с ядовитым жалом, я первый пожму ему руку и поздравлю! — выпалил Маркус, не успев подумать. Слова сами сорвались с языка, и он рад был бы взять их обратно, но сделанного не воротишь.

— С ядовитым жалом? Да как вы смеете?! — Изабел смахнула слезы ярости и боли. — Вы пожалеете, — пообещала она и бросилась к двери. — Вот увидите, вы еще пожалеете.

Она распахнула дверь и пулей вылетела из библиотеки.

В комнате повисла тишина. Как после громового раската. Маркус, ошеломленный, смотрел на дверной проем, в котором исчезла Изабел. Его разрывало между желанием броситься за ней и сказать: «Покупай ты этого несчастного коня» — и решимостью доказать ей, что им не удастся так легко манипулировать. И он будто прирос к месту, где стоял.

Он глубоко вздохнул и покачал головой. Изабел вспыльчивая, но иногда, как сейчас, например, иметь с ней дело — почти то же самое, что пытаться обуздать торнадо. Она врывается без спроса, сметая все на своем пути, а потом — пуфф! — уносится прочь, чтобы где-то еще сеять разрушение и хаос.

Маркус стоял, глядя в пустоту. В комнату вошла высокая женщина в узком платье из серо-голубого муслина, отделанном черным шелком. Ее припорошенные серебром волосы были убраны под шиньон на затылке. Шею ее украшали бусы из черного янтаря.

Увидев выражение рассерженного недоумения на красивом лице сына, она улыбнулась. Взгляд блестящих изумрудных глаз сделался понимающим. Она спросила:

— Изабел?

Маркус улыбнулся:

— А кто же еще? Она вознамерилась купить этого коня. А я не думаю, что это мудрое решение. — Он покачал головой. — Но я почти уже сказал ей, что она может это сделать, когда она взвилась и наговорила мне таких вещей, о которых я не скоро забуду. А потом выбежала из комнаты. — Он бросил на мать беспомощный взгляд. — Что мне с ней делать? Я понятия не имею, как быть опекуном такой девушки, как Изабел.

Миссис Шербрук опустилась на диван у камина из черного мрамора и расправила складки на платье.

— Дай ей немного времени, чтобы выпустить пар, — сказала она. — Потом, я уверена, ты сможешь с ней поговорить, и вы помиритесь. Ты же знаешь, что приступы ярости у Изабел быстротечны, а после она становится шелковой.

Маркуса это не очень-то успокоило:

— Не уверен. Она сильно разозлилась.

— Возможно, но она ведь прелестное дитя… — Маркус хмыкнул, и миссис Шербрук поправилась: — Обычно она прелестное дитя. В следующий раз, когда вы встретитесь, ты увидишь, что это была всего лишь буря в стакане, и сможешь забыть обо всем.

Если бы миссис Шербрук знала, как рассержена и обижена Изабел, она, возможно, не была бы так оптимистична.

Утирая злые слезы, Изабел сбежала по широкой лестнице Шербрук-Холла и вырвала поводья у грума, державшего ее лошадь. Одним движением она вскочила в седло и пустила испуганного мерина в дикий галоп. Ничуть не заботясь о том, что какой-то несчастный мог оказаться на ее пути, она неслась по подъездной дорожке, ведущей от главной дороги к Шербрук-Холлу. Когда она выехала на широкую дорогу, здравый смысл взял верх, и она натянула поводья, переводя мерина на более спокойный шаг. Так в тающем апрельском свете она двинулась к Данем-Мэнору.

«Значит, мегера с ядовитым жалом? — думала она, сжигаемая гневом. — И ни один мужчина не захочет жениться на мне? — Она сжала губы. — Ну еще посмотрим!»

Когда она достигла дома, в голове ее уже теснились планы, как доказать мистеру Маркусу Шербруку, что он сильно ошибся в ней. Бросив поводья конюху, который встретил ее у конюшен, она выскользнула из седла. Изабел лелеяла свои раны, и ей не хотелось встречаться лицом к лицу ни с тетей Агатой, ни с дядей, сэром Джеймсом, так что она направилась к озеру, отделявшему ее родовое поместье от владений соседа, лорда Мэннинга.

Она часто шла к озеру, когда злилась или расстраивалась. Спокойные голубые воды, зеленый лес, берег, обрамленный прихотливо цветами и кустарниками, дарили ей вожделенное одиночество и успокаивали бушующие чувства.