Покрашенный дом

Перед городом движение усилилось, и мы сбросили скорость. Я выпрямился, чтобы видеть все вокруг — магазины, красивые дома, чистенькие машины и людей. Я не помню, когда в последний раз был в Джонсборо. Когда мальчишка с фермы попадает в город, он потом неделю только об этом и говорит. А уж если он был в Мемфисе, воспоминаний хватит на целый месяц.

Паппи явно нервничал в таком плотном транспортном потоке. Он сжимал руль обеими руками, часто бил по тормозам и все время что-то бормотал себе под нос. Мы свернули на какую-то улицу, и перед нами оказалась автобусная станция компании «Грейхаунд», кишащая людьми. Слева перед ней рядком стояли три сверкающих автобуса. Мы остановились у тротуара рядом с надписью «Посадка» и быстро разгрузились. Паппи не любил обниматься, так что прощание много времени не заняло. Но когда он потрепал меня по щеке, я заметил, что глаза у него мокрые. Поэтому он торопливо пошел назад к пикапу и быстро уехал. Мы махали вслед, пока он не скрылся из виду. Сердце у меня заныло, когда его старенький грузовичок свернул за угол и исчез. Он ехал назад, на ферму, обратно к наводнениям, к Летчерам, к долгой зиме. Сам я испытывал большое облегчение, что мне туда возвращаться не нужно.

Мы повернулись и вошли в здание станции. Наше приключение еще только начиналось. Отец поставил мешки возле рядов сидений, а потом мы с ним пошли к билетной кассе.

— Мне три билета до Сент-Луиса, — сказал он.

У меня открылся от изумления рот, и я посмотрел на него в полном недоумении.

— До Сент-Луиса? — спросил я.

Он улыбнулся, но ничего не ответил.

— Автобус отправляется ровно в полдень, — сказал кассир.

Отец расплатился за билеты, и мы уселись рядом с мамой.

— Мам, а мы в Сент-Луис едем, — сообщил я ей.

— Там будет пересадка, Люк, — сказал отец. — Оттуда мы поедем на другом автобусе до Чикаго, а потом до Флинта.

— Как думаешь, мы увидим Стэна Мьюзиэла?

— Вряд ли.

— А «Спортсменз-парк»?

— Не теперь. Может, в следующий раз.

Через несколько минут меня отпустили погулять по станции и посмотреть на окрестности. Там было небольшое кафе, где двое солдат пили кофе. Я подумал о Рики и понял, что когда он вернется домой, меня там не будет. Потом увидел негритянскую семью — редкое зрелище в нашей части Арканзаса. Они прижимали к себе свои сумки и выглядели совершенно потерянными, точно так же, как мы. Увидел и еще пару явно фермерских семей, таких же беженцев от наводнения.

Когда я вернулся к родителям, они сидели, взявшись за руки, и о чем-то беседовали. Нам, кажется, пришлось ждать целую вечность, пока объявят посадку в наш автобус. Наши брезентовые мешки были засунуты в багажное отделение под автобусом, и мы забрались внутрь.

Мы с мамой сели рядом, а отец позади. Я занял место у окна и стал смотреть в него, стремясь ничего не пропустить. Мы проехали весь Джонсборо, потом выбрались на шоссе и прибавили скорость, держа курс на север, а вокруг по-прежнему были сплошные вымокшие хлопковые поля.

Когда мне удалось оторваться от окна, я посмотрел на маму. Она сидела, откинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза. А в углах губ уже начала появляться улыбка.