— Сказал, что я особенный, раз видел эти тени еще тогда. Откуда он это знает — понятия не имею. Сказал, что с моей помощью можно будет разобраться, что здесь происходит, да еще и вылечить людей. Я согласился, мы поехали в город, добрались до Института, там мне и вкололи эту дрянь. И поместили в палату под наблюдение. Я там чуть с ума не сошел. Началось это вот… — он показал на свои паучьи лапки. — Я им говорю: ребята, ну что вы натворили, вы же говорили, что для меня это будет безопасно! А они отвечают: ничего, мол, не беспокойтесь, вы особенный, вы не потеряете рассудок. А из вашего организма мы сможем выделить антитела, которые помогут в лечении. Там был такой неприятный тип, фамилия его, как же… Катасонов, да. Вот он обещал, обещал, а я все ждал… В общем, сбежал я от них к чертовой матери. Прямо на этих лапках. Пошли они!
Полковник вздохнул.
— То есть, — сказал он, — ваш организм чем-то отличается от организма остальных?
Харон Семенович развел руками.
— Черт его знает. Слушайте, они два месяца меня взаперти держали! Разумеется, в какой-то момент я перестал верить этому Катасонову. И Капитан этот ваш тоже пропал. Что мне оставалось делать? Ждать хрен знает чего?
— Логично, — сказал я.
— Ладно, — Харон Семенович с трудом приподнялся с табурета. — Там соседи без меня… Вы, ребята, располагайтесь в гостиной, можете телевизор с нами посмотреть, можете поесть да заночевать, а то застрянете тут.
Мы согласились. Что еще делать?
Было бы хорошо, если б рядом оказался Капитан, подумал я. Он объяснил бы всё это. Наверное. Да нет, точно бы объяснил.
Перед сном опять затошнило. Пришлось съесть кусок уголька. На вкус — как дегтярное мыло.