Покров для архиепископа

— Да? Ронан Рагаллах спрятал два мешка с золотом и серебром в комнате Эанреда. Потом вышел, и его поймали стражники. Что же сталось с мешками?

Лициний поджал губы.

— Я уже говорил о возможном помощнике… — пробормотал он.

— Да, говорили. Мы обсудим это позже. Сейчас давайте осмотрим комнату брата Себби, — предложила Фидельма.

— А мешковина? — спросил Эадульф, глядя, как она прячет лоскуток в свою большую сумку-марсупий.

— Мудрый судья собирает доказательства по одному, — улыбнулась она. — А когда все лоскутки собраны, мудрый судья их рассмотрит и, как ремесленник складывает мозаику, попытается расположить их так, чтобы, вставляя нужные кусочки в нужное место, получить целую картину. Плох тот судья, который хватает один кусочек и пытается только по нему судить о целом. Как знать? Может быть, этот кусок вообще не от той картины, которая ему нужна.

Она посмотрела на него снизу вверх с озорной улыбкой и вышла в коридор.

В комнатах брата Себби и брата Инэ не обнаружилось ничего сверх того, что там должно было быть. После этого Фидельма предложила сделать то, что они и собирались сделать изначально — пойти и обыскать жилище Ронана Рагаллаха.

Эадульф переглянулся с тессерарием, явно разочарованным, пожал плечами и последовал за ней. Ему дело представлялось совершенно ясным, и он не понимал, зачем все эти утомительные обыски. Очевидно, что Ронан Рагаллах убил Вигхарда ради сокровищ, и ему удалось спрятать их, прежде чем его поймали. Теперь, когда он сбежал, он наверняка забрал и добычу и, если только у него есть голова на плечах, удалился от города на самое далекое расстояние, какое возможно.

Уже почти спустившись по лестнице в главный двор, перед палатами гостей у фонтана они заметили высокую фигуру настоятеля Путтока. Но не это привлекло внимание Фидельмы и заставило ее внезапно замереть в дверях, от чего Эадульфу и Лицинию, что шли следом за ней, тоже пришлось резко остановиться. Рядом с настоятелем она увидела дрожащую сестру Эафу, которая что-то говорила ему со слезами в голосе. На расстоянии казалось, что настоятель своею насмешливой улыбкой и жестами пытается успокоить и утешить ее. Вдруг Эафа резко отвернулась и убежала в сторону одного из выходов во внутренний двор. Вошедших она так и не заметила.

Путток некоторое время стоял, глядя ей вслед со странным выражением лица. Потом повернул голову и увидел Фидельму и за ней Эадульфа и Лициния. Не поздоровавшись, он отвернулся и быстро зашагал по направлению к двери дальнего корпуса.

— Кажется, наш заносчивый настоятель чем-то расстроил бедную сестру Эафу, — задумчиво сказала Фидельма. — Интересно, что случилось.

— Это уже не в первый раз, — мрачно заметил Эадульф.

Фидельма обернулась к нему с изумлением.

— Что ты имеешь в виду?

— Вчера утром, возвращаясь из трапезной к себе, я слышал громкие голоса из покоев Путтока. Я пошел в свою комнату и, уже закрывая за собой дверь, услышал, что дверь Путтока со стуком распахнулась. Любопытство разобрало меня, и я приоткрыл дверь, чтобы подглядеть, что произошло. В коридор выбежала сестра Эафа, растрепанная, со съехавшим набок головным убором и с таким лицом, словно только что видела самого Люцифера. Она убежала по коридору к лестнице и исчезла внизу.

— Ты спросил Путтока, что случилось?

Эадульф поджал губы, и на его щеках проступил румянец.

— Я сам догадался. Я давно уже слышу намеки на то, что Путток славится своими похождениями… Пусть Римский устав советует настоятелям и епископам соблюдать целомудрие, но, боюсь, в этом Путтоку ближе легкий закон Колумбы, не требующий сего.

Глаза Фидельмы сузились.

— Да, едва ли подходящая репутация для того, кто намеревается пойти по стопам Августина Кентерберийского… Ты хочешь сказать, что Путток известен своими попытками добиться внимания женщин против их воли?

Лицо Эадульфа было достаточно красноречиво, но он все же осторожно сказал:

— Так я слышал.

— Неужели в саксонских королевствах законы никак не защищают женщин от насилия? — с ужасом спросила Фидельма.

— Бедных — нет, — ответил Эадульф.

— Наш закон не только защищает честь любой женщины, но и даже если женщина была пьяна и ее силой принудили к соитию, это тем не менее считается серьезным оскорблением. Наш закон защищает всех женщин. Если мужчина осмеливается поцеловать женщину или просто прикоснуться к ней против ее воли, по закону с него взыщут штраф в двести сорок серебряных скрепалов.

Эадульф знал, что скрепал — это основная монета в Ирландии.

— Наверное, я зря рассказываю, ведь это всего лишь сплетни, — сказал он. Ему стало не по себе от гнева Фидельмы. — Я слышал об этом только от Себби.

— А я бы не стала доверять брату Себби с его честолюбием, — предостерегла Фидельма. Казалось, она хотела было что-то добавить, но передумала. — Пойдемте, Фурий Лициний, отведите нас в жилище Ронана Рагаллаха.

— Это постоялый двор у одной из арок Аква Клавдия, — сказал Лициний, которого явно заинтриговал происшедший разговор.

— Где это? — нахмурилась Фидельма.