Покров над Троицей. "Аз воздам!" (СИ)

— Нечего нос вешать! — возвысил голос писарь, — Богородица милостива, не даст пропасть! Она над обителью нашей покров держит! Копать надо! — Он схватил оброненный заступ, прыгнул в раскоп и, размахнувшись изо всех сил, обрушил его на землю.

Почва под ногами дрогнула так, как дрожала во время наступа ордынской конницы. Появилась и побежала из одного конца раскопа в другой тонкая трещина, потом, словно льдины в половодье, накренились и разошлись куски песчаника, а из под них обильно проступила грязновато-серая мокрядь, стремительно заполняя котлован.

— Руку! Руку давай, — завопили сверху. Иван не успел опомниться, как его схватили за шиворот, поволокли, вытаскивая из разверзшегося колодезного зева.

— Слава те, Господи! — широко перекрестился десятник, — не оставил рабов своих…

— А — а-а-а-а! — многоголосо вопили собравшиеся. — Вода! Пошла вода-а-а-а!

— Давай быстрее в избу переодеться да обогреться! — засуетилась Дуняша, глядя на мокрого по пояс Ивашку. А он оглядывался очумело по сторонам, скользил по лицам радующихся сидельцев обители и счастливо улыбался, поняв, что всё не зря, и странный сон этот был, что ни говори, в руку…

Пока Ивашка переодевался, грелся на печи и сушился, стрельцы сколотили дубовую срубовину, навесили ворот, прицепили цепь и ведро, даже водицы попили, пусть и не совсем отстоявшейся. Придя вечером к колодцу, ребята увидели аккуратный, светлый сруб и рядом с ним стрелецкий караул, спешно выставленный воеводой.

— Это хорошо, это правильно, — кивнул Игнат, сидя на своих саночках, — надо подождать, пока студенец наполнится, а вода отстоится.

— И от татя, чтобы гадость какую в воду не кинул.

— Так тати… Они же все за стеной, — запнувшись, прошептала Дуняша.

— Все, да не все, — вздохнул Ивашка и повторил слова, услышанные от преподобного, — там, где появился чужой, там обязательно найдётся предатель…

— Типун тебе на язык, — насупилась красавица.

— Да я бы рад по-другому, — усмехнулся писарь, — только дело не изменится…

— Не о том нынче, — перебила писаря Дуняша, — сегодня же радость такая! Воду нашли! Не будем о плохом! Пусть Игнат нам лучше про колодец ещё что-нибудь расскажет. — Она присела рядом с санками, заботливо поправляя полушубок на молодом стрельце. — Всё лучше, чем страшилки ивашкины слушать…

Ивашка было надулся, как мышь на крупу, но увидев, как нежно Дуняша смотрит на Игната, оттаял, улыбнулся и виновато промямлил:

— И действительно, что это я всё про татей… Игнат, сказывай!

— Об чём?

— Что нужно знать про колодец?

— Рядом с ним нельзя сплетничать и злословить — вода всё помнит!

— Усёк…

— С водой надо, как с живой…

— А она и есть живая… Если уходишь, но хочешь вернуться, брось в воду серебро и попроси по-хорошему — она тебя обязательно обратно приведет, по себе знаю.

— А ещё что?

— Вода колодезная может силу ратную передать.

— Это как?

— Старики бают, что по окончании службы убеленный сединами воин погружал в колодец свое оружие, чтобы вода впитала его мощь. Отправляясь на войну или в дальний поход, ратник окроплял булат колодезной водой, чтобы через неё получить силу духа пращуров.

— А можно ль сделать так, чтобы детям нашим не пришлось воевать? — с болью спросила Дуняша.

— Хотелось бы, — пожал плечами Иван. — Наши предки, выходя на Куликово поле, тоже об этом мечтали, да не получилось.

* * *

Гетман Лев Сапега сидел в походном кресле, угрюмо перечитывая царское послание, и морщился от досады. Михаил Скопин-Шуйский воссоздал правительственную армию и при поддержке шведов двинулся к Москве. Лжедмитрий II умолял Сапегу срочно снять осаду и ехать в Тверь, чтобы возглавить его войско. Это означало уход из-под Троицкого монастыря, когда до его падения оставались считанные дни, а может быть, и часы. Нет! Только не сейчас! Его армия так долго простояла под монастырскими стенами! Он лично вложил в осаду слишком много надежд, поставил в зависимость от результатов свою карьеру, потратил столько собственных средств, что просто не имеет права уйти несолоно хлебавши. Это будет не просто военная неудача, а политический крах всего рода Сапегов!

Знаменитый герб гетмана «Лис» вел свое начало от одного из первых литовских князей — Витеня. Его многочисленные представители почти четыреста лет занимали высшие государственные, военные и административные должности в Великом княжестве Литовском.